— Скажи сама.

В состоянии легкого стресса отец способен на все, а ужприструнить зарвавшегося молодчика — тем более. Чтобы не допустить кровавойразвязки, Ольга последовала за отцом и Артемом Львовичем.

Но поначалу ее опасения не оправдались.

Мужчины довольно мирно беседовали, стоя у окна.

— Что скажете, доктор? Что-нибудь серьезное?

— Никаких переломов я не нахожу.

— Это точно?

— Возможны трещины, возможны смещения дисков впозвоночнике. Но это может показать только рентген. К сожалению, необходимымоборудованием я в настоящее время не располагаю. Я уже объяснял.., вашимродственникам — почему. Нужно всестороннее полноценное обследование. Причем встационаре.

— Почему она не может встать? Почему она ничего нечувствует?! — В голосе отца — всегда сдержанном — прозвучало скрытое отчаяние.

— Возможно, это посттравматический шок… В данныхусловиях я не могу ответить на ваш вопрос более конкретно.

— Как это понимать?

— Я же сказал… У меня нет необходимого оборудования…

— Так… — Отец сжал кулак и тотчас же разжал его. —Так какого же рожна ты здесь сидишь?

— Не нужно было с минимумом подготовки толочься натрассе повышенной сложности, — не сдержался врач. — И все было бынормально.

— Не твое собачье дело, что нужно делать моей жене, ачто нет. Значит, так: твою псевдомедицинскую богадельню прикроют, уж я об этомпозабочусь. С тобой тоже разберутся, так что готовься. С сегодняшнего днявершиной твоей карьеры будет ветеринарная станция. Это в лучшем случае.

— Только не надо мне угрожать, — поморщился АртемЛьвович.

— Я тебе не угрожаю, щенок!

Вот тут-то темперамент отца и проявился в полную силу.

Он ухватил врача за ворот и легко оторвал от пола. Пижонские«Nagelschuhe» врача заскребли носками хорошо начищенный паркет, а пижонскиеочки съехали на нос.

— Я тебе не угрожаю, — еще раз повторил отец, —но если ты еще раз позволишь себе отвлечься от профессиональных обязанностей…Если ты еще раз позволишь себе смотреть на мою жену таким сальным взглядом, ятебя раздавлю. Ты понял меня?

— Понял, — просипел не ожидавший такого натискаАртем Львович.

— Не слышу!

— Понял…

— Смотри.

Отец с сожалением отпустил врача и сразу же успокоился.

— Какие будут рекомендации, доктор? — спросил онсовершенно нейтральным тоном.

— Что?

— Завтра утром мы улетаем. Но на сегодняшнюю ночь яхотел бы получить четкие инструкции.

— Никаких инструкций. Полный покой и обездвиженность.

— Да, вот еще… Ее можно перевозить? Это не повредиттравме? Не ухудшит ее состояние?

— Думаю, что можно. Я поставил ей.., вашей жене..,обезболивающий укол. У меня еще есть снотворное. Очень хорошее.

«Наверняка немецкое», — подумала Ольга.

— Немецкое, — тотчас же подтвердил ее мысли АртемЛьвович. — На основе барбитурата натрия… Очень качественный сон.

— Несите.

— Да, конечно, — присмиревший доктор выгляделкротким, как овца.

— Не смею больше вас задерживать.

Шмаринов отделился от окна и направился к дочери.

— Пойдем, малыш, — сказал он Ольге, обнимая ее заплечи: никаких эмоций в литых пальцах. Ничего не поделаешь, взрослая дочь —такая же данность, как и смена времен года, не больше. Самым ужасным было то,что Ольге эти прикосновения показались неприятными. В них не было ничего — нилюбви, ни нежности, ни заботы.

Если бы она оставалась маленькой!..

Уже около двери Ольга обернулась и бросила взгляд надоктора, по-прежнему стоявшего у окна: он рассматривал удаляющуюся спину отца срастерянностью и почтением. Теперь Ольга понимала, почему Инке при всех еемногочисленных ни к чему не обязывающих флиртах и в голову не приходит изменитьотцу: он слишком мощная фигура, он настоящий мужик. У него невозможно выиграть.Даже уверенный в себе Марк — ее собственный муж — блекнет на этом фоне.

…Марк сидел в кресле и щелкал пультом: здесь, в горах,телевизор брал сразу несколько спутниковых каналов.

— Почему ты так долго? — спросила Инка капризнымголосом.

— Маленькая консультация у врача, девочка, только ивсего.

— Что он сказал?

— Что с тобой ничего страшного не произошло.

— Это правда?

— А разве я когда-нибудь врал тебе? — Он, сновасел рядом с ней. — Завтра вечером мы будем дома. Никаких лыж, я упраздняюснег и горы. Не хватало только, чтобы я потерял тебя из-за этого.

Опять воркование!

Ольга поморщилась.

— Мы пойдем, папа! — сказала наконец она.

— Да. — Он не выразил никаких эмоций по этомуповоду. — Я позвоню вам в номер.

Он даже не поинтересовался их телефоном! Впрочем, еслиздраво рассуждать — номер телефона есть у Инки. Так что отец здесь совершеннони при чем. Все дело в ней самой.

— У нас не номер, — в голосе Ольги послышаласьобида, — мы живем в коттедже.

— Хорошо. Я позвоню вам в коттедж.

— Мы будем в баре, Игорь Анатольевич. Здесь рядом, такчто если надумаете…

Шмаринов ничего не ответил.

Оставив влюбленных, Марк и Ольга вышли из номера.

… По лестнице они спускались молча.

— Я вижу, у тебя упало настроение, кара? — спросилнаконец Марк.

— Смотреть противно! — не выдержала наконец Ольга.

Уж Марку-то она может высказать все!

— О ком ты?

— Об отце!

— Я думал, ты будешь ему рада.

— Я и сама думала, что буду рада… Но то, как он сюсюкаетс ней… В его-то возрасте!

— Ты несправедлива, кара. Он подает примерпо-настоящему заботливого мужа. Заботливого и самоотверженного.

— Он подает пример всем прочим старым кретинам,женившимся на хорошеньких мордашках! Ходячее воплощение поговорки «Седина вбороду, а бес в ребро», — желчно сказала Ольга.

— Я этого не слышал, — Марк демонстративно закрылуши.

— Нет, ты это слышал!

— Хорошо. В таком случае я не буду это обсуждать. Онмой начальник.

— Он прежде всего — мой отец!

Марк остановился и резко повернул Ольгу к себе.