— Марк, объясни мне толком, что произошло?

— Она сорвалась со скалы. Но, в общем, никаких поводовдля отчаяния нет.

— Позвоночник не задет?

— Нужен рентген, — уклончиво ответил Марк, —но ситуация не кажется мне катастрофической.

— А врачам?

— Врачи — это отдельный вопрос.

«Бедный Артем Львович, стоит тебе встретиться с отцом, и тыбудешь иметь бледный вид», — подумала Ольга.

Игорь Анатольевич шел так быстро, что Ольга с Марком едвапоспевали за ним.

— Ее можно транспортировать?

— Похоже, что да.

— Черт, нужно было взять с собой Мотю… Как же я несообразил, старый дурак!

Матвей Кулагин, блестящий хирург, был старым другом отца.Они познакомились за два года до смерти Мананы, когда она сломала руку. Историяс переломом тоже имела психиатрическую подоплеку, и Шмаринов не любилвспоминать о ней. Ольга смутно помнила, что тогда Манана впервые подняла рукуна отца, — потом она делала это частенько: только так она могла выплеснутьнаружу и свое отчаяние, и свою смутную тоску, и свой страх перед собой.

— Она… Она в сознании?

— Ну, конечно, Игорь Анатольевич. И ждет вас.

Шмаринов сразу обмяк, как будто из него выпустили воздух: быловидно, что больше всего этот человек боялся неизвестности. Теперь же, когдаситуация прояснилась, он смог позволить себе расслабиться.

…Инка действительно ждала.

Она сидела на кровати, вцепившись пальцами в край одеяла инапряженно глядя на дверь. Именно в такой позе они и застали пострадавшую,когда все втроем ввалились в номер.

— Девочка! — забыв обо всем, он бросился к жене,Инка протянула к нему руки и заплакала. Никто не может плакать так красиво, какИнка: полная неподвижность, полная безмятежность, даже ресницы не дрожат —королева в изгнании, да и только.

— Девочка моя…

— Игорь…

— Как же я испугался! Как ты могла так поступить спапочкой…

Ольгу даже передернуло от всех этих излияний. Только теперьона поняла, как сильно любит отец ее подругу. Ту самую подружку дочери свечными чернильными пятнами и ссадинами на коленках, с которой он едваздоровался в детстве. Должно быть, они часто вспоминают об этом, когда лежат,тесно прижавшись друг к другу, обессиленные после любви: «А помнишь топлатьице, в котором ты к нам приходила, голубенькое, в красный горох?..» — «Чтоты, Игорь, у меня никогда не было такого платья…»

— Что у тебя болит?

— Ничего, — Инка посмотрела на отца яснымиглазами, никакой паники, никакого отчаяния, он должен по достоинству оценитьмужество своей жены.

— Скажи мне правду…

— Я и говорю правду… Ничего. Просто я не чувствую ног.

Вот и все.

Шмаринов откинул одеяло, под которым были спрятаныкрохотные, хорошенькие, ухоженные, почти японские ноги жены. Он склонился надними и осторожно поцеловал каждый наманикюренный пальчик. На секунду Ольгепоказалось, что она присутствует при какой-то непристойной сцене, что-то вродеобразцово-показательного видеотраха проституток с догами-далматинами. Даже Маркпочувствовал неловкость.

— Пойдем, — шепнул он Ольге. — Ты же видишь,им нужно побыть вдвоем.

— Сейчас, — сказала Ольга, но не двинулась сместа.

Еще никогда отец не казался ей таким жалким. Огромная,всепоглощающая любовь страшно старила его — только теперь Ольга поняла это. Онастарила его, хотя никому даже в голову не приходило назвать его стариком.Шмаринову было за пятьдесят, но он находился в отличной физической форме:никаких сомнительных жировых отложений на боках, никаких предательскихпигментных пятен, никаких ороговевших ногтей.

Отец никогда не придавал особого значения внешнему виду — сМананой на это не было ни времени, ни сил. Но, женившись на Инке, он стал самымнастоящим франтом — только лучшие костюмы, лучшие рубашки, лучшая парфюмерия.Даже белье (особенно белье!) он заказывал для себя в Англии: как же, как же,молодая жена — нужно соответствовать.

Но обостренный ревностью взгляд Ольги видел совсем другое:страсть к Инке высасывает из него все соки, он беззащитен перед ней и даже и недумает защищаться.

«Интересно, на сколько тебя хватит, папа?» Ольга впервыеподумала об этом и сама ужаснулась своим мыслям.

— Завтра утром мы улетим отсюда, — бессвязношептал отец Инке. — Мотя быстро поставит тебя на ноги. Я тебе обещаю.

— Я знаю… Ты ведь меня не оставишь?

— Как ты можешь говорить такое? — Полину Шмариновапрошла судорога.

— А если я не встану?

— Не смей даже думать об этом! — Он закрыл ей ротладонью.

— Как ты сюда добрался?

— С оказией, девочка.

— Но там же страшная метель…

— Разве? Я даже не заметил.

— Не заметил?

— Ну, конечно, я все время думал о тебе…

— Пойдем, — Марк снова потянул Ольгу за рукав.

И в этот момент в дверь постучали. Это был довольноразвязный стук: «Пам-пам-па-па-пам». Когда Марк открыл, на пороге вырисовалсябритый череп Артема Львовича.

— Это я, — сказал Артем Львович игривымтоном. — Пришел проведать больную. Как она себя чувствует?

— Удовлетворительно, — взял на себя смелостьпостановки диагноза Марк.

— Отлично. А это кто? — Артем Львович толькотеперь заметил присутствие еще одного — незнакомого ему — человека.

— Вы, как я понимаю, местный врач? — обратился кнему Шмаринов.

— Правильно понимаете. А вы, судя по всему,обеспокоенный папаша?

— Можно и так сказать. — Ни один мускул не дрогнулна лице Игоря Анатольевича.

— Это мой муж! — с вызовом ответила за ШмариноваИнка.

Артем Львович иронически присвистнул: надо же, у такогонежного лотоса — и такой потрепанный кактус.

— Ну, муж так муж. Я, собственно, пришел сделать укол.

— Делайте, — бросил Игорь Анатольевич.

Пока Артем Львович возился с уколом, Шмаринов хмуро наблюдалза ним.

— Ну все, подойду завтра утром, — сообщил врач.

— Выйдемте, доктор. — И, не дожидаясь ответа,Игорь Анатольевич увлек молодого наглеца за дверь.

— Сейчас он набьет ему морду, — констатировалМарк, неплохо разбирающийся в брачных играх самцов.

— Скажи ему, что не нужно этого делать, — тем неменее в голосе Инки прозвучали нотки удовлетворения: она обожала рыцарскиетурниры.