Все ждали, что скажет Малахия. Малахия, который первымпреследовал Ахаза, проклятого Господом. Малахия, который перерезал Ахазу горлои вышвырнул его на дорогу, дабы смердящая плоть не осквернила девственнойчистоты кукурузы.

— Да будет воля Господня, — еле слышно вымолвил Малахия.

И ряды кукурузы вздохнули с облегчением.

В ближайшие недели девочки смастерят не одно распятие,изгоняющее злых духов.

В ту же ночь, все, кто достиг Возраста Искупления, молчавошли в заросли и отправились на большую поляну, чтобы получить высшую милостьиз рук Того, Кто Обходит Ряды.

— Прощай, Малахия, — крикнула Руфь, печально помахивая рукойи давясь слезами. Она носила его ребенка и должна была скоро родить. Малахия неоглянулся. Он уходил с прямой спиной. Ряды за ним тихо сомкнулись.

Руфь отвернулась, глотая слезы. Втайне она давно ненавиделакукурузу и даже грезила, как однажды в сентябре, после знойного лета, когдастебли станут сухими как порох, она войдет в эти заросли с факелом в руках. Ноот одной мысли делалось страшно. Каждую ночь ряды обходит тот, чей взглядпроникает во все... даже в сокровенные тайны человека.

На поля спустилась ночь. Вокруг Гатлина о чем-то шепталаськукуруза. Ублаготворенная.

Мужчина, лежащий на кушетке был Лестер Биллингс изУоттербери. Согласно записи в формуляре, сделанной сестрой Викерс: двадцатьвосемь лет, служащий индустриальной фирмы в Нью-Йорке, разведен, отец троихдетей, все дети умерли.

— Я не могу обратиться к священнику, потому-что неверующий.Не могу к адвокату, потому-что за такое дело он не возьмется. Я убил своихдетей. Одного за другим. Первого, второго и третьего.

Доктор Харпер включил магнитофон.

Биллингс лежал прямой как палка — каждый мускул напряжен,руки сложены на груди, как у покойника, ноги свешиваются с кушетки. Портретчеловека, приготовившегося пережить унижение. Он разглядывал белый потолок так,словно на нем были изображены живые картины.

— Хотите ли вы этим сказать, что вы самолично их убили, или…

— Нет, — нетерпеливо отмахнулся он. — Но они все на моейсовести. Денни в шестьдесят седьмом. Шерли в семьдесят первом. Энди совсемнедавно. Я хочу рассказать вам, как все было.

Харпер промолчал. Он думал, что Биллингс выглядитизможденным и старше своих лет. Волосы поредели, цвет лица нездоровый. Подглазами мешки от пристрастия к спиртному.

— Они были убиты, но никто этого не понимает. Если быпонимали, мне стало бы легче.

— Почему?

— Потому-что…

Биллинг осекся и, привстав на локтях, уставился в однуточку.

— Что там? — резко спросил он. Глаза сузились до щелок.

— Где?

— За дверью.

— Чулан, — ответил доктор Харпер. — Я вешаю там плащ.

— Откройте. Я хочу посмотреть.

Доктор не говоря ни слова, подошел к чулану и открыл дверь.На вешалке висел рыжеватый дождевик (остальные вешалки были свободны), внизустояла пара черных туфель. Больше ничего.

— Все в порядке? — спросил Харпер.

— Да. — Биллингс снова вытянулся на кушетке.

— Вы сказали, — напомнил доктор, занимая свое место настуле, — что если бы факт убийства был бы доказан, вам стало бы легче. Почему?

— Я бы получил пожизненное, — тотчас откликнулся Биллингс, —а в тюрьме все камеры просматриваются. Все, — он улыбнулся неизвестно чему.

— Как были убиты ваши дети?

— Только не вздумайте тянуть из меня подробности! — Биллингсповернулся на бок и с неприязнью уставился на Харпера. — Я сам скажу. Я не изтех, кто привык тут у вас изображать из себя Наполеона или объяснять, что онпристрастился к героину из-за того, что его в детстве не любила мамочка. Вы мнене поверите, я знаю, но это неважно. Мне все равно. Для меня главноерассказать.

— Я вас слушаю, — доктор Харпер достал из кармана трубку.

— Мы с Ритой поженились в шестьдесят пятом, мне стукнулдвадцать один, ей восемнадцать. Она уже ждала ребенка. Это был Денни. — нагубах появлась вымученная улыбка, которая тут же погасла. — Мне пришлосьбросить колледж и зарабатывать на жизнь, но я не жалел ни о чем. Я любил жену исына. Мы были счастливой семьей.

Вскоре после рождения нашего первого Рита сновазабеременела, а в декабре шестьдесят шестого на свет появилась Шерли. Эндиродился летом шестьдесят девятого, к тому времени Денни уже не было в живых.Энди был зачат случайно. Это не мои слова. Рита мне потом объясняла, чтопротивозачаточные средства иногда дают сбой. Случайно? Сомневаюсь. Детисвязывают мужчину по рукам и ногам, а женщине только этого и надо, особеннокогда мужчина умней ее. Вы со мной согласны?

Харпер неопределенно крякнул.

— Не суть важно. Я его сразу полюбил, — он произнес это скакой-то мстительной интонацией, словно ребенка он полюбил назло жене.

— И кто же убил детей? — спросил доктор.

— Бука, — тотчас ответил Лестер Биллингс. — Всех троих убилБука. Вышел из чулана и убил. — Он криво усмехнулся, — Считаете менясумасшедшим? По лицу вижу. А мне все равно. Расскажу эту историю, и больше выменя не увидите.

— Я вас слушаю, — повторил Харпер.

— Это началось, когда Денни было около двух, а Шерли толькородилась. Ее кровать стояла рядом с нашей, Денни же спал в другой спальне. Скакого-то момента он стал постоянно плакать, стоило Рите уложить его на ночь. Ясразу решил, что это он из-за бутылочки с молоком, которую ему перестали даватьв постель. Рита считала, что не стоит идти на принцип, пусть, дескать, пьетсебе в свое удовольствие, скоро сам отвыкнет. Вот так в детях воспитываютдурные наклонности. Напозволяют им черти-чего, а после за сердце хватаются,когда он в пятнадцать лет подружку обрюхатит или сядет на иглу, или, еще хуже,сделается «голубым». Представляете? Просыпаетесь в один прекрасный день, а вашсын «голубой»!

Короче, я стал его сам укладывать. Плачет — я ему шлепок.Рита мне: «Знаешь, он все время повторяет „свет, свет“. Не знаю, Разве можноразобрать, что они там лепечут. Конечно матери — оно виднее…

Рита предложила оставлять включенным ночник. У нас былтакой, знаете, с Микки Маусом на абажуре. Я запретил. Если не преодолеет страхперед темнотой в два года, всю жизнь будет бояться.