партия отмечает этническое разнообразие и гармонию пятидесяти пяти меньшинств Китая. Среди них традиционно кочующие тибетцы и монголы, тюркские мусульмане, общины, имеющие культурные связи с Юго-Восточной Азией, и другие, каждая из которых имеет свои языки, верования и обычаи. В эпоху Мао партия создала систему автономных районов, префектур и уездов, где этнические меньшинства занимали руководящие посты в местных органах власти, получали щедрые государственные инвестиции и имели право оставлять налоговые поступления для местного использования. Конституция Китая предоставляет меньшинствам право говорить на своих языках, исповедовать свою культуру и религию. Представители меньшинств также получают бонусные баллы на сверхконкурентных вступительных экзаменах в колледжи Китая и освобождаются от политики одного ребенка - спорной программы контроля численности населения, которая длилась три с половиной десятилетия, прежде чем была официально отменена в 2016 году.

Синьцзян был центром такой политики с первых лет существования Народной Республики. Около 12 миллионов уйгуров живут в этой пустынной и горной полосе, примыкающей к Центральной Азии, которую они считают своей родиной, наряду с большим количеством ханьцев и небольшими общинами казахов, кыргызов и других меньшинств. Синьцзян означает "новая граница", так его назвала династия Цин, когда в XIX веке включила этот регион в состав своей провинции. В 1930-х и 1940-х годах уйгурские националисты дважды создавали в этом районе недолговечные Восточно-Туркестанские республики, вторая из которых была поддержана Советским Союзом. В 1949 году НОАК вошла в Синьцзян, а шесть лет спустя Пекин объявил его автономным районом - символический жест, учитывая, что общий контроль осуществляли ханьские чиновники.

Среди уйгуров, которые в начале 1950-х годов составляли 75 процентов населения Синьцзяна по сравнению с 6 процентами ханьцев, разгорались сепаратистские настроения. В последующие десятилетия правительство поощряло миграцию большого количества ханьцев в Синьцзян, и к 2000 году уйгуры составляли лишь около 46 процентов населения, в то время как ханьцы составляли почти 40 процентов. Растущее экономическое неравенство между двумя общинами подпитывало волнения уйгуров против того, что они считали этнической дискриминацией и эксплуатацией со стороны ханьцев, положив начало циклу антипартийного насилия и государственных репрессий. Китайские чиновники обвиняли исламский экстремизм и сепаратистскую агитацию. Иностранные историки и уйгурские активисты указывали на жесткие полицейские меры партии, строгое ограничение религиозной деятельности и преференциальную политику в отношении ханьцев и других неуйгурских поселенцев.

Пекин проявлял относительную терпимость. Отец Си, Си Чжунсунь, будучи высокопоставленным чиновником, часто выступал за более мягкое отношение к этнической политике. В 1950-х годах старший Си выступал за привлечение местных мусульманских лидеров на северо-западе Китая и критиковал кадры, которые высмеивали местные обычаи как отсталые "феодальные" практики. Когда в начале 1980-х годов в Синьцзяне в городе Кашгар вспыхнули протесты, он призвал чиновников использовать мирные средства для усмирения беспорядков и избегать массовых преследований, которые могли бы привести к обострению напряженности. "Чем более жесткой и негибкой будет наша политика, чем больше в практическом плане будет подавляться религия, чем больше все будет идти вразрез с желаниями людей, тем больше будет прямо противоположный результат", - сказал старший Си в 1985 году.

Смертоносные беспорядки, потрясшие Тибет в 2008 году и Синьцзян в 2009 году, заставили Пекин пересмотреть свою этническую политику. Шовинистические настроения разгорелись среди ханьцев, которые рассматривали беспорядки как признак неблагодарности меньшинств, получивших выгоду от позитивных действий и процветания Китая. Академики, выступающие за более решительный подход к ассимиляции меньшинств, приобрели влияние в Пекине. Они считали, что преобладающий подход в этнических вопросах приведет к распаду Народной Республики в советском стиле, поскольку группы меньшинств получат права и обращение, которые могут укрепить этническую идентичность, подрывая при этом национальное единство.

Ху Анган, видный экономист Университета Цинхуа, и Ху Ляньхэ, партийный исследователь и специалист по борьбе с терроризмом и этнической политике, были одними из ведущих сторонников более агрессивной ассимиляции. Оба Ху, которые не являются родственниками, в 2011 году написали влиятельный документ, призывающий партию заменить свои устаревшие методы "вторым поколением этнической политики". Ссылаясь на советский коллапс как на урок и американский культурный "плавильный котел" как на модель, пара утверждала, что Китай должен отказаться от чувства принадлежности к разрозненным этническим группам и вместо этого стремиться "усилить чувство китайской национальной идентичности". Они привели Синьцзян в качестве примера, где "сильное этническое сознание" и "слабое чувство принадлежности к китайской нации" позволили разгореться сепаратизму.

Приход Си к власти в 2012 году также совпал со сменой поколений среди чиновников, курирующих этнические вопросы. Если старшие поколения часто симпатизировали общинам меньшинств, понимали их культуру и говорили на их языках, то многие молодые чиновники не имели опыта работы в регионах проживания меньшинств, получили светское образование и приравнивают современность к секуляризму, считает Макс Ойдтманн, историк из Мюнхенского университета Людвига Максимилиана, изучающий этнические меньшинства Китая. Новое поколение специалистов по этническим вопросам "гораздо больше верит в то, что государственная политика может радикально изменить социальные и идеологические условия, и твердо верит в единство китайского народа", - говорит Ойдтманн. По их мнению, пришло время крестьянам, религиозным деятелям и меньшинствам принять программу, а не то.

В течение нескольких недель после своей поездки в Синьцзян в 2014 году Си взял на себя обязательство придерживаться жесткой линии в борьбе с ростом насилия. Он заявил, что этническая политика партии вступит в новую фазу. Отбросив прежние обещания о предоставлении региональной автономии, чиновники вместо этого сосредоточатся на формировании «общего сознания китайской нации».

Директивы Си привели к далеко идущей кампании этнической ассимиляции в Синьцзяне. Власти направили больше полицейских и военизированных сил в городские центры, ужесточили ограничения на исламские обычаи и практики, а также запустили навязчивые программы "домашнего проживания", в рамках которых ханьские кадры посещали мусульманские семьи и жили с ними в течение нескольких дней. Некоторые из самых жестких мер появились после того, как Чэнь Куанго, ветеран регионального управления, стал партийным боссом Синьцзяна летом 2016 года, только что после пятилетнего пребывания на подавлении этнических волнений в Тибете. Применяя методы, отточенные за десятилетия управления социальной напряженностью, Чэнь развязал руки партийному принуждению уйгуров и других мусульманских меньшинств, подвергая их массовым задержаниям, политической индоктринации, строгому контролю рождаемости, а также политике, которая привела к принудительному труду и разделению семей.

Чену помогали и местные эксперты. В декабре 2016 года партийное издательство в Синьцзяне выпустило монографию, которую государственные СМИ назвали первой в регионе научной монографией о стратегиях "дерадикализации". Написанная Чжу Чжицзе, директором исследовательского института, связанного с бюро по управлению тюрьмами Синьцзяна, книга объемом около четырехсот страниц рекомендовала укреплять лояльность партии посредством идеологического образования и "проникновения китайской культуры", например, путем слияния ханьских