Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто за юбкой, а кто и за полбанкой! — подзадорил шофер.
— Как будто ты меньше моего пьешь! Мой пьет, а за бабами не бегает, как ты.
— Ха! Чего теряться-то?.. За хорошую бабу, как говорится, можно все отдать. Кроме получки и выходных дней.
— Больно и нужна ей твоя получка! Да и ты тоже.
— Это еще будем посмотреть, — сказал он.
Наталья с Володей в это время шли по тихому переулку и вспоминали, как бежал кондукторшин муж.
— Его же в милицию заберут, — предположила Наталья. — А жаль, честное слово. Такой находчивый человек.
— Не заберут, — убежденно сказал Володя. — У них сосед работает в милиции, свои люди. Вот у меня отец находчивый, это да!.. — Он улыбнулся. — Тоже выпить любит и поспать. А мать беспокойная, ей нужно, чтобы все что-то делали беспрерывно. Терпеть не может, когда кто-нибудь просто так сидит или отдыхает. Отец и придумал. Заберется в сарай — там у него в дровах всегда «малышка» припрятана, — выпьет и завалится на соломе... А чтобы мать не догадалась, придумал механизм какой-то. Сам спит, а механизм работает, и получается такой стук, как будто топором что-то делают... Ну, мать выйдет на крыльцо, послушает и довольна...
— Правда? — смеясь, спросила Наталья.
— Да.
— Прямо сюжет для рассказа!
— Сюжетов здесь сколько угодно, — сказал Володя.
* * *
Все были в сборе, когда они пришли в дом Колесниковых. Христофорова с мужем, Шитова тоже с мужем, а вот Зиновий Евграфович без жены.
— Долго вы! — посетовала Ираида Александровна. — Мы тут заждались вас. Давайте к столу.
Наталья потихоньку, чтобы не показать своего неумеренного любопытства, осмотрелась. Дом напоминал деревенскую избу. Просторная кухня с русской печью, — она же и гостиная. В углу, как во всякой деревенской избе, большой стол. Только вдоль стен не хватало лавок. На полу пестрые домотканые половики, в простенках — фотокарточки.
На печи, свесив ноги в валенках, сидела старуха. На вид ей было лет девяносто. Лицо маленькое, сморщенное, но глаза живые и какие-то острые. Видимо, старуха всех знала, кроме Натальи, поэтому внимательно и настороженно следила именно за ней.
Наталья, почувствовав на себе ее взгляд, поздоровалась. Однако старуха никак не реагировала на это.
Ираида Александровна подошла к печи, вытянула шею и прокричала старухе на ухо:
— Это Наташа, новая наша сотрудница, приехала из Ленинграда. Она с тобой здоровается.
— А! — сказала старуха скрипучим голосом. — Чего у ней ляжки-то голые?
Наталья натянула платье, стараясь прикрыть колени.
— Теперь такая мода, — опять прокричала Ираида Александровна.
Старуха махнула вялой рукой и убралась в угол.
— Это ее свекровь, — объяснил Володя Наталье. — Она почти совсем глухая с молодости и думает, что все тоже глухие, поэтому иногда такое ляпнет, что уши вянут!
Расселись вокруг стола. Ираида Александровна поставила на середину огромную сковороду с яичницей, сделанной на шкварках и с луком. Обнесла всех салатом. Были еще свежие помидоры, малосольные огурцы — лакомства, которые в Ленинграде в конце сентября уже редкость. Пили водку и десертное вино. Сначала, как бывает обычно в компаниях, где появился новый для остальных человек, держались принужденно, говорили о пустяках. Женщины о модах и ценах на рынке, мужчины о футболе и о политике. Наталья чувствовала себя стесненно, ей все казалось, что старуха с печи по-прежнему наблюдает за ней и вот-вот скажет еще что-нибудь такое, отчего будет стыдно. Спасибо Володе, он в меру своего умения и воспитания старался развлекать Наталью, ухаживал, без конца спрашивая, не положить ли чего-нибудь.
Разлили по третьей, и Зиновий Евграфович, взявши свою стопку (он почти не пил, лишь пригублял), поднялся. Теперь, в комнате с низким потолком, он казался высоким, крупным мужчиной. А может, такое впечатление создавалось от тесноты.
— Сегодня мы принимаем в наш коллектив Наталью Михайловну, — начал он, вертя стопку в руке. — Я почему-то убежден, что Наталья Михайловна войдет в наш коллектив полноправным его членом... Ну, а мы, товарищи, со своей стороны должны сделать все, чтобы ей понравилось у нас жить и работать. Предлагаю выпить за ее здоровье!..
— И за все хорошее! — добавила Ираида Александровна.
— Спасибо, — поднимаясь, сказала Наталья. Она была искренне тронута вниманием. — Постараюсь оправдать ваше доверие, Зиновий Евграфович.
— Вне редакции, — улыбаясь, проговорил он, — можете называть меня просто ЗЕТ!
Все засмеялись, и с этого момента исчезло напряжение, говорили уже перебивая друг друга, и Мария Павловна Христофорова, пошептавшись с мужем, предложила Шитовой спеть.
— Не стоит, Маша, — смущенно сказала Шитова.
— Давай, давай! — потребовала Ираида Александровна.
Наталья догадалась, что Нина Григорьевна, должно быть, хорошо поет. Та посопротивлялась недолго, стесняясь все-таки Натальи, потом положила на стол руки, прикрыла глаза и тихо запела:
Ромашки спрятались, поникли лютики.
Вода холодная в реке рябит...
Здесь как-то незаметно и очень естественно подключились Христофорова и ее муж:
Зачем вы, девочки, красивых любите,
Одни страдания от той любви...
Песня лилась свободно, без всякой натуги, вызывая в душе какое-то необъяснимое томление, тоску и, может быть, желание любить всех людей, но и жалеть их за горькую, неразделенную любовь. Похоже, Христофорова с мужем и Нина Григорьевна давно спелись, они вели каждый свою партию точно, без малейшей фальши, а оттого, что песня исполнялась не с эстрады, не перед микрофоном и не профессионалами, она звучала с особенной проникновенностью...
«Какие они все милые и дружные», — невольно подумала Наталья. Она вспомнила прежнюю свою работу, где каждый был сам по себе и никто ничего не знал о товарищах. Да, собственно, и товарищества тоже не было, были только сослуживцы, по воле случая оказавшиеся вместе. Здесь, кажется, другое. Этих людей объединяет не просто служба в одной редакции, не просто вынужденное содружество, но общие интересы, заботы, подлинное товарищество. Кто бы сказал, не зная этого, что за
