Эма отдала Лукасу плащ и раздосадованная вернулась в шатер. Кинжал она положила под подушку короля, прижалась к Тибо, согрела ноги и через секунду снова услышала жалобный вой. Он заполнил всю ночную поднебесную, рикошетя от одной звезды к другой.

Снаружи Лукас замер, перестав ворошить угли. Никаких сомнений: выл волк.

Однако… В Краеугольном Камне не водилось волков. После гибели королевы Лидии и ее дочери Ариэль волков уничтожили всех до единого. Леденящий душу вой навсегда смолк зимними ночами, никто больше не находил в хлеву растерзанных овец.

Эма заткнула уши. Казалось, волк обращался именно к ней. Он взывал, умолял, хотел непременно что-то сказать. Она уже смутно догадывалась, что этот вой положил начало неотвратимой череде событий, неуправляемых, как вода в реке, но насущных, как тепло огня. Эму колотила дрожь. Ей чудилось, что снег лежит внутри нее сугробами. Тибо проснулся в полной тишине. Он встал, поднял разбросанные плащи и укрыл ими Эму поверх одеяла. Даже в душном тепле она продолжала дрожать.

– После стольких ночей под открытым небом, Эма…

– Это ты меня приучил к каюте.

– Значит, я виноват? – Тибо крепко ее обнял. – Но я не раскаиваюсь.

По другую сторону занавеса Бенуа во сне чертыхнулся. Тибо собрался выглянуть наружу и сообщить об этом Овиду. Но Эма не рассмеялась. Тибо стал допытываться, что с ней не так, но говорить Эма не хотела. Лишь прижалась к Тибо, и они долго лежали с открытыми глазами, слушая, как снаружи по шатру шуршит снег. Тибо на «Изабелле» неделями мечтал обменять свою кровать на корзину с канатами Эмы. Теперь он верил, что наконец-то ничто не сможет их разлучить.

До Рок-ан-Фая путешественникам предстояло ехать и ехать: они вернулись к развилке и заново начали путь. Бенуа без зазрения совести то и дело упрекал Симона в том, что тот повернул не в ту сторону. Эма послушалась совета Лукаса и пересела в свадебный торт, к большому удивлению мужа и лошади. Тибо решил составить жене компанию и тоже забрался в карету, о чем очень скоро пожалел: язык Мадлен молол, словно мельница. Стоило только взглянуть в ее сторону, как новая сплетня готова. Эма не слушала, молча смотрела в окно и видела сквозь пелену инея все более суровый пейзаж.

Снег на ярком солнце слепил глаза. Карета визгливо поскрипывала и обдавала лошадей брызгами грязи.

Лукас думал о своей семье: родители и сестра жили в Рок-ан-Фае, наверняка он их увидит на королевском празднике. Больше всего вспоминался отец, он был для Лукаса чем-то вроде Гиблой бухты…

Овид со скуки вязал из вожжей немыслимые узлы и цеплялся за каждое слово, лишь бы поворчать.

– Снег выпал рановато, если хочешь знать мое мнение, – важно сообщил он кучеру.

– Угу.

– Сейчас только октябрь месяц, какой там снег! И что за лютая зима нас ждет?

Кучер промолчал, он вообще не отличался словоохотливостью. Овид повернулся к Лукасу:

– Сдулся наш Тибо, не находишь?

– Нет. Просто хочет побыть с женой.

– Это я и имел в виду.

– Тебе не понять.

– А чего понимать-то?

– Он ее любит.

– Да ну? Тоже мне новость!

– Я тебя за тупость так бы и треснул…

Лукас не договорил, потому что Симон резко натянул вожжи, соскочил с облучка и побежал смотреть, что за линия перечеркнула дорогу перед лошадьми. Наклонился, разглядел, но решил, что ему померещилось. Куда там! Длинный кровавый след лежал перед ним. Густо-красный на белом, зловеще-черный на грязи. Все сбежались и затоптали обочины, где могли сохраниться хоть какие-то улики. Никто не мог понять: откуда взялась кровь? Куда ведет след? Все говорили разом. Овид чуть в обморок не упал, услышав: «Ясно, без дьявола не обошлось!»

– Ну и телохранитель! – удивился Симон.

– У Овида патологическая боязнь призраков, – объяснил Тибо. – Послушай, Овид, успокойся! Дьявол ведь не призрак.

– Неужели, сир?

– Конечно, нет. Его не существует, это образ, фигура речи. Понятно?

– Чья фигура, сир?

– Речи. Украшение языка.

Овид наморщил лоб, пытаясь понять сказанное.

Тибо было не до разговоров. Кровь, не кровь – неважно! Он спешил, нужно ехать дальше! Король направился к карете и тут увидел, что Эма идет по полю в сторону кустов, а за ней бежит Лукас. Лукас догнал Эму, когда она наклонилась разглядеть клок шерсти. Потом резко выпрямилась, смела следы сапожком.

– Что вы нашли, госпожа? Не хотите показывать? Почему?

– Потому. – Эма не решалась сказать правду. – Лукас, этой ночью… Ответь мне честно.

– Да, госпожа. Я тоже слышал вой.

Бенуа их опередил. Выхватил клок шерсти и, гордый своей находкой, подбежал к королю.

– Вот, сир!

Тибо пожал плечами:

– Заяц. Непонятно, кто за ним охотился…

– Наверное, лиса, сир, – предположил кучер.

– Садимся в карету, холодно, – решила Эма.

Все направились к карете, но Тибо удержал Эму за рукав.

– Что ты видела?

Эма не ответила, глаза у нее стали чернее угля. Дурной знак.

– Что ты там видела, Эма? – повторил Тибо настойчиво. – Взгляни на меня.

Она молчала.

– Не хочешь мне сказать?

– Нет.

Лицо Тибо приобрело жесткое выражение, Эма никогда еще не видела мужа таким. Она хотела высвободить руку, он ее не пустил.

– Отвечай немедленно.

Эма часто оставляла вопросы Тибо без ответа, и он не настаивал. Но теперь ей приказывал король, не муж. Пришлось повиноваться.

– На зайца охотился волк, – тихо сказала она.

– Волк?! – воскликнул Тибо и выпустил ее руку. – Дорогая Эма, волков у нас нет уже много веков! Едва ли его завезли к нам на корабле. И разве ты встречала их прежде?!

– Этой ночью я слышала волчий вой. А утром увидела следы.

Тибо удивленно вскинул брови. Он сам не отличил бы волчий след от собачьего. Однако Эма говорила с полной уверенностью, хотя родилась в стране, где водились только пантеры. Откуда ей знать?

– Ладно, пошли, – сказал Тибо, собираясь присоединиться к остальным.

Эма не двинулась с места.

– Пойдем, Эма.

Ее лицо выражало упрямство, как у девочки на медальоне.

– Что с тобой? У тебя такие глаза… Что случилось, в конце концов?

Слова застревали у Эмы в горле:

– Там еще был человеческий след.

– Где?

– Рядом с волчьим. Волк и человек шли рядом.