Ей вдруг стало отчаянно необходимо увидеть Бена.

– Вы боитесь?

Медсестра попыталась говорить помягче, но у нее это плохополучалось.

– Немного.

– Бояться нечего, в этом нет ничего особенного, мнеделали аборт три раза.

«Господи Иисусе! – мысленно ужаснулась Динна. – Какзамечательно! Может, вам даже сделали скидку?»

Какое-то время Динна оставалась в маленьком кабинете. Потомее провели в другой кабинет, расположенный в противоположном конце коридора.Здесь Динну уложили на стерильный стол, закрепив ее ноги в металлическихскобах. Помещение было похоже на палаты для рожениц, в которых Динна побывалатрижды – сначала рожая двух мальчиков, потом Пилар. Но то были палаты дляродов, а не для аборта. Ее вдруг бросило в жар. В палате Динну почти на полчасаоставили одну. Она лежала с поднятыми ногами и с трудом сдерживалась, чтобы незаплакать, постоянно напоминая себе, что скоро все кончится. Все будет кончено,ребенка не будет. Его извлекут из ее тела специальным аппаратом. Диннаогляделась, пытаясь понять, какой из приборов предназначен для этой цели – всеони выглядели довольно зловеще и одинаково устрашающе. У нее начали дрожатьноги. Динне казалось, что прошло несколько часов, прежде чем в палату наконецвошел доктор Джонс. Она вздрогнула.

– Динна, сейчас мы сделаем вам укол, у вас немногозакружится голова, и вы почувствуете себя несколько странно.

– Я не хочу.

Она попыталась сесть – с поднятыми ногами это оказалосьнепросто.

– Не хотите укол? Напрасно, с уколом все пройдетгораздо легче, поверьте мне. Без укола будет намного хуже.

Врач посмотрел на нее с безграничным сочувствием. Но Диннаупрямо замотала головой:

– Я не хочу. Я имею в виду не укол. Я передумала делатьаборт. Не могу.

«А вдруг ребенок от Бена?» На протяжении всего последнегочаса эта мысль не давала Динне покоя. Она сама не могла бы сказать, не был лиэтот вопрос лишь предлогом, чтобы сохранить ребенка.

– Вы окончательно это решили или просто испугались?

– И то и другое. Я не знаю.

Глаза Динны наполнились слезами.

– Динна, скажите, а если бы ребенок был только вашим,если бы в его зарождении не был замешан ни один мужчина, если бы вы моглиоставить его себе, вы бы хотели этого ребенка?

Динна посмотрела врачу в глаза и молча кивнула. Доктор Джонсосвободил ее ноги.

– Тогда идите домой, дорогая моя, и во всемразберитесь. Вы можете растить этого ребенка одна – если захотите. Никто несможет отнять его у вас, он будет только вашим.

Неожиданно для себя Динна улыбнулась. Когда она вернуласьдомой, Марк принимал душ. Динна бесшумно прошла в студию и заперла дверь. Чтоона наделала? Она решила сохранить ребенка...Доктор Джонс прав, это может бытьтолько ее ребенок и ничей больше. Так ли это?.. Или он всегда будет ребенком,Марка, как в свое время Пилар? Динна вдруг поняла, что ей никогда не вырваться.Ее малыш – дитя Марка, она даже не может набраться храбрости, чтобы уйти отнего и растить ребенка одной. А это означает, что Бена она уже потеряла.

– Доброе утро, Динна.

Марк сел на свое обычное место и посмотрел на Динну. Настоле был разложен обычный набор газет, стоял кофейник с горячим кофе, Диннаела яйцо.

– Как у тебя сегодня с аппетитом?

Марк уже несколько недель не видел, как она ест.

– Вообще-то мне не очень хочется есть. Возьми мой тост.Динна пододвинула Марку тонкую тарелку лиможского фарфора. В это утро стол былзастелен бледно-голубой скатертью, под стать ее настроению. Марк внимательнопосмотрел на Динну. Она вяло ковырялась ложкой в яйце.

– Тебе все еще нехорошо?

Динна пожала плечами и отвела взгляд.

– Нет.

– Мне кажется, тебе следует показаться врачу.

– Я уже записалась на прием на следующую неделю.

С последнего визита Динны к врачу прошло три недели. Тринедели с тех пор, как она утром ускользнула из дома, чтобы сделать аборт. Три неделис тех пор, как она в последний раз видела Бена. И никаких известий о нем. Динназнала, что их и не будет. Возможно, они когда-нибудь где-нибудь случайностолкнутся, поболтают немного, как старые друзья, и ничего больше. Все кончено.Не важно, что они друг к другу чувствуют. При этой мысли все тело Динны словноотяжелело, ей захотелось только одного – лечь.

– Чем ты сегодня будешь заниматься? – спросил Марк свесьма слабым интересом.

– Ничем. Может быть, немного поработаю в студии.

Однако Динна не работала, она просто приходила в студию исидела там, глядя на гору картин, присланных из галереи. Когда она попросилавернуть ее картины, Бен поначалу возражал, но Динна не могла продолжатьработать с ним как ни в чем не бывало. Было бы невозможно продавать картинычерез Бена и совсем с ним не встречаться. А Динна не хотела, чтобы этой зимойон видел ее беременной. Так что выбора у нее не было, и она настояла, чтобыСалли вернула картины. И вот теперь они стояли, прислоненные к стенам еестудии, и смотрели на Динну своими незрячими лицами изнанок холстов. Толькоодна картина была повернут лицевой стороной – автопортрет с Пилар, на которыйДинна часами смотрела каждый день.

– Может, сходим куда-??ибудь на ленч?

Услышав голос Марка, Динна обернулась. Он сидел в гостиной споистине королевским видом. Динна с горечью подумала, что он теперь и есть еекороль, ее властелин, а она – его рабыня, а все из-за ребенка, от которого ейне хватило духу избавиться. Она покачала головой:

– Нет, спасибо.

Динна даже попыталась улыбнуться, но улыбка получиласьвымученной и бледной, даже не как луч солнца в зимний день, а как его отблескна снегу. Она отказалась идти с Марком на ленч – ей не хотелось быть с ним, нехотелось, чтобы их видели вместе. Мысль, что их может увидеть Бен, приводилаДинну в ужас. Она еще более решительно покачала головой и направилась в своеукрытие, в студию.

В студии Динна села, поджав ноги и обхватив руками колени, ипо ее лицу потекли слезы. Она не знала, сколько просидела так, ей казалось, чтонесколько часов. Зазвонил телефон.

– Привет, чем занимаешься?

Звонила Ким. Динна вздохнула и попыталась наскрести в себесилы для улыбки.

– Ничем особенным. Сижу в студии и думаю о том, что мнепора выходить на пенсию.

– Черта с два, на пенсию! Это после бешеного успехатвоей выставки? А как Бен, продал еще какие-нибудь твои работы?

– Нет. – Динна старалась, чтобы голос не выдавал еенастроения. – Он... у него не было такой возможности.