Вот она приближается, темнеет, и уже хорошо видна огромная тень,падающая от ее стены на поле… Доносится легкая лесная свежесть вместе с сухим идушистым теплом дуба… А вот роща, и совсем близко — и тень стала резче, лунныйсвет ярче, роща под луною чернее, выше, величавее… Еще минута — и тележка уже втени, катится по гладкой дороге вдоль опушки… И далеко видны светлые полянысреди живописных старых дубов в сказочно прекрасной глубине рощи.

«Ах, хорошо!» — с жутким восхищением хотел сказать землемер— и вдруг замер с широко открытыми глазами.

Из глубины рощи легко и быстро, прямо на него, несласьбольшая белая лошадь.

«Неужели та самая, что с звонким хрипом прошла давеча возлебудки?»

Сладострастный трепет ужаса еще раз колючим холодом прошелот корней волос по всему телу, — и землемер крепко напряг зрение, чтобы получшеразглядеть шибко летевшую к нему лошадь.

Но уже ясно было, что не та.

Медленно тащила скрипучую телегу белая кобыла, встретившаясявозле будки. Годы, тяжкая работа, неволя сделали ее страшной, костлявой, тупой,тяжелой. Эта же шла бодро, чисто, едва касаясь земли. И так гордо и грациознонесла свою голову, что сразу было видно, что она молода, сильна, ни одного дняне знала упряжи…

Но в этом-то и был ужас. И ошеломленный землемер с размахурванул вожжи.

Коренник высоко задрал морду и заплясал, пристяжная со всегоразбега осела на задние ноги. Но тут белая лошадь, как перышко, перенесласьчерез канаву возле опушки и вся выскочила на ее высокий вал. И, увидав ее,коренник дико всхрапнул, пристяжная так шарахнулась к оглобле, что онатреснула, — и тележка вихрем, вприпрыжку понеслась по пашне. Землемер, непомня себя, вскочил на ноги, в два взмаха замотал на руки вожжи и, откинувшисьназад, изо всей силы рванул к себе левую вожжу. И коренник, мотая головою отудил, раздиравших ему челюсти, понес обратно на дорогу.

Белая лошадь, выскочившая на вал, казалась литой из серебра.Как только колеса тележки стукнулись об дорогу, она тотчас же спрыгнула с вала,дала тележке мелькнуть мимо себя, — землемер близко видел ее прекрасныеблестящие человечьи глаза, — и весело понеслась за ней.

— Грабят! — крикнул землемер альтом и бросилвожжи.

Точно сорвало последние дубки рощи — и опять в глаза грянулоширокое пустое поле и неясный лунный свет над ним. Землемер обернулся и увидел,что и лошадь уже в поле — несется за тележкой по серой дороге. Толькопобледнела немного, как побледнел в поле и самый лунный свет.

— С нами крестная сила! — пробормотал землемер, струдом переводя свистящее дыхание, опять натягивая вожжи, и опять оглянулся.

Увы, и белая лошадь пошла тише!

«Ну, притворюсь, что мне все равно», — решил землемеротчаянно и погнал пару под изволок, в бесконечный Ястребиный Луг.

Мелкая безымянная речка поблескивала и бежала полугу, — настолько мелкая и прозрачная, что можно было считать под водойбелые камни днища. Как чешуя рыбы, поблескивала она под луною, и на дивопечален и прекрасен был под луной каменистый и пустынный луг. Но любоватьсябыло не время. Нужно было зорко править, чтобы не вылететь на выбоинах спуска,нужно было ловко повернуть на полной рыси вправо, а потом перескочить вброд. Нолошади и сами понимали дело — цепко пронеслась пристяжная по узкой тропкекосогора, как раз вовремя вильнул коренник и уверенно кинулся в речку… Колеса сшумом заклубились в серебре и алмазах, глухо застучали по размытым белымкамням…

«Глянуть ай нет? — подумал землемер. — Нет, ненадо!»

И тотчас же оглянулся — и чуть не вскрикнул: белая лошадьопять была в двух шагах от него, над речкой, на самом краю оставшегося сзадиберега.

«Пропал я!» — с радостным отчаянием подумал землемер и,закрыв глаза, опять ударил по кореннику вожжами.

И через минуту грохот колес по речным камням сразу оборвался— и, блестя мокрыми шинами, ровно покатились они по мелкому щебню прибрежья всмутную, слегка сизую даль бесконечного луга. Не выдержав, землемер опятьвзглянул назад — и, к великому удивлению своему, белой лошади уже не увидал.Глянул влево, глянул вправо, на прозрачную воду, бегущую по белым камням, потомопять назад… Только широкий луг, весь, как светлым дымом, напоенный луннымсиянием! Но зато сзади, на дрогах тележки, скрестив длинные, тонкие ноги вразбитых лаптях и повернув к землемеру беззубое лицо, наполовину освещенноелуною, сидит и смотрит круглыми глазами нищенка. И землемер, увидав ее, ляскнулзубами и сипло засмеялся бессмысленным смехом.

— Хороша! — сказал он. — Красива! Ты смерть,что ли?

Нищенка молчала.

— Молчишь? — сказал землемер. — Значит,правда? Нищенка молчала и смотрела ему в лицо неподвижными глазами.

— Нашла с кем шутки шутить! — сказал землемергорько. — Или мало тебе, что ты и так всю жизнь издевалась надо мной?

И вдруг почувствовал такую острую боль горя и обиды, что, непомня себя, взмахнул кнутовищем. Сладкие слезы злобы сдавили ему горло, но, кактолько он взмахнул кнутовищем, старуха точно растаяла в воздухе: только опятьзазвенел где-то в небе тонкий, радостно-хищный смех какой-то ночной птицы:

— Пи-пи-пи-пи!

И, замирая, затерялся вдали.

Землемер пришел в себя и медленно перекрестился.

…В Долгое землемер приехал перед рассветом.

Страшное и прекрасное привидение белой лошади исчезло возлеподъема на хохлацкие Выселки. И тотчас же после этого он бессильно опустилвожжи. Рубашка на нем была мокрая, сердце билось. Крестясь, он снял картуз,вытер рукавом потный лоб и, почувствовав озноб, накинул на плечи чуйку.

— Что за чушь! — сказал он изумленно и посмотрел влуг.

Но в лугу было пусто.

Он посмотрел с горы в поля за лугом, к юго-востоку — ичто-то грозное глянуло ему в глаза. А, это поднимается зимнее небо! Уже встаютяркие полунощные созвездия: треугольник из алмазов Тельца с рубином Альдебаранапосредине, страшное Всевидящее Око…

Он закурил с жадностью, с упоением. Потом почувствовал такуюжажду сна, какая бывает только в детстве, после долгого летнего дня.

— Спать, спать! — сказал он, закрывая глаза иопуская голову.

Лошади шли шагом, темные, едко пахнущие потными хомутами иразгоряченным телом. Землемер смотрел на сбитую набок шлею коренника, хотелпоправить кнутовищем — и не мог.

— Спать, спать! — сумрачно говорил он, закрываяглаза. — Я, кажется, с ума схожу…

И тотчас же начинало казаться, что тележка бежит под гору, иот этого замирало сердце, путались мысли…

Вот, чувствуется, случилось что-то. Он слабо открывает глазаи видит, что тележка стоит — и коренник с шумом делает то, для чего остановился…