Он решился, подошел и мягко тронул Вику за плечо:

– Пошли.

Она молча, покорно встала, сделала несколько шагов мимокостра, вопросительно оглянулась. Мазур вынул из костра горящую палку, кивнулна один из проходов, ведущий в пещерку, где он сложил запасы топлива и ворохлапника. Вика пошла туда вялой походкой манекена. Обогнав ее, Мазур осветилдорогу, прикрыл ей макушку ладонью, чтобы не вмазалась ненароком в низкий свод.Поблизости лопотал невидимый ручей. От стен попахивало сырым камнем. «Гостиная»исчезла за поворотом. Вика дрожала.

– Что, холодно? – спросил Мазур.

– Ты меня убьешь?

Мазур даже остановился:

– Сдурела?

Вика смотрела ему в лицо:

– Я вчера сон видела. Как ты меня убиваешь, чтобы не мешала.Зачем я вам, в самом-то деле...

– Сдурела, – повторил Мазур.

– Я же вижу, что лишняя, – повторила она со стольобреченной покорностью судьбе, что Мазура самого бросило в дрожь.

Он притянул ее свободной рукой и поцеловал. Губы у неесначала были холодными и вялыми, но понемногу потеплели, она почти не отвечала,словно не веря. Тяжко вздохнула и робко прижалась к нему всем телом. Веткадогорала, руку уже обдавало жаром, и Мазур легонько подтолкнул женщину вперед.

Быстро и сноровисто разжег костерок в углу, подальше от«дровяного склада». Вика стояла на коленях на мягких пихтовых ветках, теребилазамок «молнии» – и в ее глазах Мазур увидел надежду. «Вот и прекрасно, –сказал он себе. – В первобытном мире лечат первобытными лекарствами.Капитан первого ранга Мазур, психотерапевт племени...»

– Что снимать? – тихо спросила Вика.

– Все, – сказал он, опускаясь рядом и старательнопритворяясь перед самим собой, будто им движет исключительно гуманность ифилантропия.

Ее взгляд невольно метнулся к проходу:

– А...

Мазур осторожно опустил ее в ворох мягких иголок и медленнопотянул вниз «молнию». Она подчинилась, закрыв глаза и, кажется, даже не дыша,полуоткрыв рот. Пока Мазур ее раздевал, Вика оставалась скованной инапряженной, но после первых же прикосновений сплела руки у него на спине, всяподалась навстречу. Он еще никогда не брал женщину, ставшую прямо-такивоплощением покорности, нежной и полной, старавшейся предугадать всякое егодвижение и последовать за ним – и в то же время остававшейся страстной. Емуничуточки не пришлось стараться, чтобы кончить одновременно, – Вика мягкои незаметно подвела его к беззвучному взрыву, пронизавшему обоих. Сначала, ещеоставаясь расслабленно в ней, Мазур подумал довольно: фантастическая женщина. Илишь потом, немного остывши, прижимая ее к себе и бормоча на ухо что-тобессвязное и утешительное, понял ее до конца и пожалел, чуть ли не ужаснулся –это и есть та лоза, что не способна существовать без опоры, жизнь безп о л о в и н к и для нее сплошнойужас. Бог ты мой, как ей должно быть жутко сейчас...

– А как же Ольга? – спросила она тихо. – Идти-тоназад теперь страшно...

– Обойдется, – сказал Мазур, погладив ее поплечу. – В нашем первобытном племени и нравы упростились чуточку... Такчто не переживай, поймет.

Вика прижалась к нему всем телом, чуть распухшая откомариных укусов щека лежала на его груди.

– Знаешь, я всегда тайги боялась чуточку, – призналасьона тихо. – А о н все равно таскал. Как сердце чуяло... Я, правда, восне видела, что ты меня убил.

– Вот и выходит, что сны надо толковать как разнаоборот, – сказал Мазур философски.

– Ты по обязанности, или как?

– Победительница, ты чудесная женщина, – искреннесказал Мазур. – Вот только скоту досталась, уж извини. И с ним-то, есликаким чудом попадется, я цацкаться не буду...

– Ну и пусть, – сказала она решительно. Провела ладоньюпо его бедру. – Мы когда-нибудь еще...

– Почему – когда-нибудь? – сказал Мазур, перехватив ееладонь и чуть передвинув. И шепнул на ухо нечто такое, от чего она засмеяласьуже совсем весело.

Что скрывать, роль вождя племени ему пришлась по вкусу и подуше. Но, возвращаясь в «гостиную», он все-таки немного робел из-за необычностиситуации. Однако все прошло гладко: возившаяся у костра Ольга глянула на них исовершенно буднично бросила:

– Явились, прелюбодеи? Садитесь жрать.

Чего ей это спокойствие стоило, Мазур мог толькодогадываться. Не сыщешь женщины, которая в таком положении не испытывала быничего, кроме умиления собственным благородством. И все же держалась онапрекрасно, мимоходом взъерошила Вике волосы:

– Не бери в голову, Гюльчетай. Коли уж получилась нежданномусульманская семейка... В городе посмеемся. Только на будущее давай четкоприкинем, как нам нашего мужика делить по справедливости...

Мазур сидел, не поднимая глаз, старательно вгрызаясь вгорячий кус сочной барсучатины. Женскую логику он давно познал вдоль и поперек,а потому не сомневался, что подсознательно Ольга считает его виноватым, хоть исама ко всему подтолкнула. Самые лучшие на свете женщины – всего лишь женщины,и не более того, аминь...

По рукам текло горячее сало, в углу лежала щетинистаябарсучья шкура, а рядом с автоматом покоился лук с отпущенной тетивой и пучокгрубо отделанных стрел. И тут же – электронные часы на руке Ольги иотблески света, матово игравшие на ее полуобнаженной груди, круглившейся подрасстегнутой курткой. «Сюрреализм – спасу нет, – подумал Мазур. И ссожалением удержал руку, потянувшуюся было к следующему аппетитному куску – экономитьследовало, в тайге раз на раз не выпадает.

Ольгины часы коротко пискнули.

– Сколько там? – поинтересовался он.

– Полночь. Самое время, чтобы какой-нибудь призрак изглубины притащился. – Ольга, упорно не глядя на него, вновь дернула Викуза волосы: – Да не переживай... сестричка. Мужик наш нас обязательно вытащит,он такой... Лишь бы мы не скулили. Вытащишь, вождь?

– Ага, – сказал Мазур, вытирая жирные руки омногострадальные штаны, уже зиявшие кое-где мелкими прорехами. – Нам быеще иголку с ниткой, совсем печалей не знали б. А то вы скоро в натуральныхамазонок превратитесь, наяды и дриады, да и я на манер Маугли смотретьсябуду... Олечка, расскажи сказку на сон грядущий. Что-нибудь искусствоведческое?Хоть коротенькое. Просто жажду услышать что-то искусствоведческое, не имеющееотношения к дикому лесу...

Мечтательно прищурившись, глядя в потолок, Ольга напевнопродекламировала:

– Томас Чиппендейл, знаменитейший мастер мебели, своисобственные идеи соединял с образцами французского и восточного искусства, вдохновлялсяи английской поздней готикой, и рокайлем... – и вздохнула. – Не могу,язык не поворачивается. Как-то и не верится сейчас, что все это где-то есть –музеи, фонтаны, Констебль с Рубенсом... По-моему, я лес и на картинах видеть несмогу...