– Пошли, – распорядился Мазур. – Хватит,засиделись. Обедать ягодками будем... если попадутся.

– А он не вернется? – опасливо спросила Ольга, не отрываяглаз от леса.

– Никогда он в таких случаях не возвращается, –успокоил ее Мазур.

Это была чистейшая брехня. Медведь как раз способен отколотьштуку – бесшумно зайти со спины, подошвы у него мягкие, как подушки, сухойсучок не сломают, обволокут. Другое дело, что спокойный августовский зверь ненастолько уж воспылает страстью к барсучатине, чтобы преследовать из-за неевооруженного человека – существо, пользующееся в тайге мрачным уважением...

Первое время Мазур старательно оглядывался, однако. Потомперестал, когда откуда-то сверху, со склона ближайшей сопки раздалось могучеерявканье: медведи стаями не ходят, у каждого свой огромный участок, старательнопомеченный и обжитой. Так что это, несомненно, был их недавний знакомец –ненавязчиво напоминал, что они все же шлепают по его владениям...

Расслабился и даже негромко замурлыкал:

Ой медведюшко, мой батюшко,

ты не тронь мою коровушку,

пожалей мою головушку...

Мысли и чувства у него были какие-то не городские, непрежние. Показалось на миг, что полностью сумел влезть в шкуру первобытногочеловека: идешь себе с оружием, впереди женщины тащат добытое тобой мясо, однаженщина твоя, а другая готова, только мигни, и не ранен никто, а в неизвестномотдалении враги кучкуются, и поступить с тобой готовы совсем по-первобытному,как и ты с ними, если честно... Странное ощущение. То ли пугающее, то ливозбуждающее. Решительно не верится, что где-то там, за горами, за долами,машины по асфальту ездят, дома многоэтажные стоят, женщины в платьях ходят идухами пахнут...

...Больше всего он жалел об утащенном доктором бинокле, всеостальное – штука наживная. Однако он и без бинокля усмотрел сквозь деревья, свершины округлой, смахивающей на погребальный курган сопки некий предмет,глухой тайге не свойственный совершенно, – посреди невеликой полянкистояла грязно-зеленая цистерна с широкой горловиной, судя по виду и габаритам,снятая с шасси армейского бензозаправщика. И никакого шевеления рядом, никакихпалаток.

Оставив женщин в чащобе, он сделал вокруг полянки два круга,но не засек никаких двуногих. Тогда, не таясь, вышел на прогалину.

Цистерна, точно, с бензозаправщика. Вертолетом, должно быть,сюда и закинули. Выстукав ее кулаком, Мазур определил, что она полнехонька надве трети. Обшарив прогалину, быстро нашел в кустах алюминиевую лесенку, повысоте как раз подходившую, чтобы добираться до горловины. В противоположномконце поляны там и сям – углубления, иные совсем свежие, даже не успелапожухнуть вмятая колесами вертолета трава. Выходит, набрел на «аэродромподскока». Зачем, если такой вертолет способен дотянуть от заимки до Пижмана,не опустошив досуха баков?

Ответ простой: вполне возможно, вертолет неустанно кружитнад тайгой, прочесывает по квадратам, вооружившись каким-то из детекторов. СамМазур на месте Прохора так бы и поступил, погонял вертушку дней несколько, неполагаясь на минные поля и засады, – таковых не может оказаться много...

Ну, а вертолета они ни разу не слышали оттого, что он прилипк какому-то другому месту. Неправильно подрассчитали на заимке. Они тоже небоги и не демоны.

Невыносимо хотелось поджечь к чертовой матери цистерну, нопротивнику существенного урона это не нанесло бы, а вот маршрут Мазурабезусловно выдало. Пришлось ретироваться. Отступая в тайгу, он вновь вспомнил озадумке с пожаром.

Где умный человек прячет лист? В лесу. А когда лучше всегоулепетывать? Да посреди окружающего переполоха.

Окончательно он укрепился в своем решении, когда вышли коткосам. Мазур и раньше подозревал, что они идут по плоскогорью, метрах втрехстах от пресловутого «уровня моря», – опыт старого подводного пловцаподсказывал по едва уловимому изменению давления на барабанные перепонки, насуше принцип тот же – а то и в полукилометре. Теперь убедился точно. Все этидни они шагали по протяженнейшему плато. И вышли к скалистым сопкам, кое-где ивовсе безлесным. За сопками уходили вниз откосы – где плавно, гдепокруче, – а внизу, куда ни глянь, на многие километры расстилалась тайга,перемежавшаяся обширными прогалинами, кое-где перерезанная темно-синимиполосами нешироких мелких речек.

Евоные амазонки стояли плечом к плечу, глядя в открывавшийсяперед странниками простор так зачарованно и радостно, словно ждали, чтоусмотрят отсюда окраины Шантарска. Мазур и сам поймал себя на мысли, чтовысматривает Пижман, в котором он ни разу не был и плохо представлял, какгородок выглядит.

Нет, ни следа человеческого присутствия. Ветер здесь, навершине, дул сильный – навстречу, с юга. За все время, что они тут простояли,ни разу не переменился. Как и за четыре последних дня. Нет, на юг пожар непойдет, будет распространяться с ветром...

– Складывайте пожитки вон туда, под сосну, – сказалМазур, решившись. – Будет вам работенка...

Он заранее наметил место, где предстоит спускаться наравнину. И честно предупредил, что потребует потом выложиться до предела.

Вернувшись метров на триста по своему же следу, туда, гдедеревья стояли густо, принялись за работу. Драли бересту – где ножами, гдеруками. Амазонки моментально обломали ногти, еще допрежь того помаленькуприходившие в жалкое состояние, но Мазур был беспощаден, да и они сами ужемалость одичали – так что обошлось без лишних трагедий. Попутно ломали сухиеветки, кустарник, молоденькие деревца, засохшие в тени взрослых собратьев, –их моментально можно было опознать по рыжей хвое. Труднее всех, как он самсчитал, приходилось именно ему – и ломай-дери-таскай, и руководи, да еще иприслушивайся к окружающему, не снимая с шеи автомата...

В самой чащобе сложили несколько куч. В душе у Мазура стоялтягостный осадок – никогда не думал, что придется вот так, своими рукамиподжигать тайгу. Но он слишком хорошо помнил телерепортаж месячной давности,помнил, сколько людей и техники было брошено тушить, какое столпотворениеподнялось, а ведь тот пожар отстоял еще дальше к северу, восточнее, правда. ИПрохору удастся напакостить, если повезет (да и притихнет поневоле Прохор), иим пойдет на пользу – никто не станет задавать лишних вопросов оборваннымлюдям, вышедшим из тайги. Вот только легенду надо продумать поискуснее,татуировки чертовы на руках ничем не прикроешь. Завязать разве что, сославшисьна ожоги...

Мысленно извинившись не перед кем-то конкретным, а передв с е й тайгой сразу, он подпалил сверток бересты. Быстроразгорелось. Мазур сунул импровизированный факел в кучу сушняка и бересты,наваленную вокруг могучей сосны, окруженной тесным частоколом молодняка.Вспыхнуло, занялось. Он бросился к остальным кучам, горько подтрунивая надсобой, – Прометей хренов...

Трещало пламя. На фоне рыжих мечущихся языков четкимигеометрическими линиями вытянулись тоненькие молодые деревца. Секунда – и онивспыхнули, как солома. Треща, сгорала хвоя. Понемногу занималась толстая коравысоченных сосен, и уже пылали затесавшиеся среди них березки – особенно ярополыхали две голых, желтых, высохших, с корой, давно ошкуренной трудолюбивымидятлами. Сама береста уже давно горела, свиваясь в почерневшие трубочки.