Джей Ти порылся в памяти. Это имя было ему незнакомо. Иначе говоря, он не одобрял его как член Правления. Он почувствовал, как его захлестнула волна облегчения. Ему захотелось, чтобы это состояние продолжалось дольше. Однако Джон был реалистом и не мог закрыть глаза на важность обвинения Лепке. Болтливый язык Малыша-Петля на Шею уже навлек угрозу на членов Правления. Сколько еще убийств выполнил Релес, ясно осознавая их подоплеку? Предполагалось, что посредник Альберт Анастасия заключает с Малышом контракты об убийстве, не разглашая личность директора Конторы, оплачивающего счет. Где же обнаружилось слабое место в системе? Заключенного одолевали беспокойные вопросы. Он уже не мог больше полагаться на свой острый ум, который помогал ему справиться с любыми препятствиями. Тяготы заключения состарили его больше, чем годы.

Его вызвали в административный офис. У Джей Ти пересохло в горле от дурного предчувствия. Пересекая двор под конвоем, он чувствовал, как в него впиваются любопытные взгляды. Он пытался придать себе уверенный вид.

Увидев в офисе своего старого врага, он почувствовал такое облегчение, что его ноги подкосились. В тюрьму, следуя указаниям из Вашингтона, приехали С.Л. Джонсон, эксперт по натурализации, и инспектор А.Д. Аллигер из иммиграционного отдела Канзас-Сити.

Возможно, Иммиграционная служба строго следовала букве закона. По правилам, если подозреваемый попадает под новую юрисдикцию, необходимо провести новое дознание. В этом случае у Торрио не получилось бы, как это случилось в деле о подоходном налоге, сыграть на человеческих слабостях чиновников из федерального агентства. Агенты Иммиграционной службы не смогли отказать себе в удовольствии вручить повестку мошеннику и тем самым дать ему понять, что он не избежал их бдительного ока.

Какова бы ни была цель поездки, она окончилась ничем. Федералы не получили новых доказательств, так как двигались по уже протоптанным тропам, которые десятилетием раньше привели службы в тупик в Бруклине и Чикаго. Подсудимый же просто не стал им помогать. В своем отчете чиновники Иммиграционной службы процитировали его слова: «Обратитесь к моему адвокату, Максу Штойеру». Должно быть, Джей Ти дал им резкую отповедь.

Вновь пересекая двор. Торрио решил впредь обуздывать свои эмоции. У него больше не сдадут нервы, и он не даст повод тюремщикам Ливенуорта вынести ему выговор за дурное поведение.

За бесстрастной личиной заключенного, который смирился со своей судьбой, Торрио скрывал свое отвращение к доносчику и свое беспокойство по поводу расследования в бруклинском офисе окружного прокурора. Он был искусным лицемером и знатоком обходных путей. На Саут Шор в Чикаго и на Уайт Плэйнс в Нью-Йорке он легко скрыл от соседей свое истинное лицо под маской дельца.

Торрио снова продемонстрировал отличную актерскую игру. Благодаря его примерному поведению, срок заключения сократился на семь месяцев. Его досрочно освободили 14 апреля 1941 года. Он отсидел в тюрьме 23 месяца.

Когда он увидел Анну на станции Гранд Централ, то отбросил в сторону свои заботы. Приближаясь к пей, он прибавил шаг. Его пухлое, желтоватое лицо сияло.

«Прекрасная женщина, — подумал он. — И храбрая».

Она выглядела спокойной. Она улыбалась. Он решил, что жена мужественно выдержала удар. Они никогда не разлучались на такой долгий срок. Анна откликнулась на его просьбу не приезжать в тюрьму. Он не хотел, чтобы жена увидела его в робе заключенного. Она все поняла правильно. Несмотря на свое одиночество, жена ни за что не хотела задеть его самолюбие.

Они обнялись, и Анна перестала себя сдерживать. Он почувствовал на своей щеке ее слезы. Он удивился и встревожился.

— Анна… Анна… все позади. Этого больше не случится, обещаю тебе.

Она снова улыбнулась и быстро стерла следы от слез. Возвращаясь к повседневным заботам их совместной жизни, она сказала: «Надеюсь, тебе понравится новая квартира. Там очень уютно».

Он заверил се, что квартира в Бруклине, на Шор Роуд, 8801, показалась ему вполне приятным местом. Он выгрузил свой скудный багаж. Им пришлось отложить долгую беседу. Его ждал новый инспектор.

Приехав в федеральный суд в Бруклине, он доложил о своем приезде Конраду П. Припслайну, начальнику федеральной службы по надзору за условно освобожденными Восточного округа Нью-Йорка. Он стал номером С104—158 и попал под опеку Уильяма Е. МакГована.

МакГован будет осуществлять надзор за досрочно освобожденным Торрио в течение семи месяцев, на которые был сокращен тюремный срок, а после этого Торрио будет наблюдаться у МакГована пять лет, как условно освобожденный. За этим могли последовать еще пять лет опеки; все будет зависеть от того, насколько МакГован будет удовлетворен его поведением. Торрио украдкой оценивал чиновника. На сей раз он не замышлял никакой хитрости. В его голове еще были свежи воспоминания о мрачной камере. Ему хотелось встретить честного человека. От надзирателя будет зависеть его благополучие, и Торрио всем сердцем надеялся на его справедливость.

Ему изложили основные правила. Каждый месяц он должен будет отчитываться суду о своей деятельности. Ему не нужно было устраиваться на работу. У него были собственные многоквартирные дома и другая недвижимость, которая требовала его внимания. Он управлял собственным бизнесом.

Также ему сообщили о запрещенных вещах. Ему не разрешалось часто посещать бары. Для трезвенника это не составляло никакого труда. Его предупредили, что если он будет общаться с подозрительными личностями, его отправят обратно в Ливенуорт. Он молчаливо кивнул, обрекая себя на разлуку со старыми товарищами, такими как Фрэнк Костелло, Джо Адонис и Долговязый Цвильман.

Было еще одно обстоятельство.

Когда Торрио звонил Анне, его рука, державшая телефонную трубку; взмокла от стыда.

Чиновник по надзору за условно осужденными должен был по долгу службы осмотреть домашнюю обстановку Торрио.

Анна Торрио с непроницаемым выражением лица провела инспектора по их квартире на Шор Роуд. Она высоко держала голову.

В это время Джон Торрио тяжело опустился на софу в гостиной и уставился в одну точку.

Всю жизнь он доставлял ей неприятности. Однако до настоящего дня не заставлял ее отчитываться перед законом.

Джон отчаянно хотел повернуть время вспять. Он был искренен, когда обещал, что никогда не причинит ей горя.

Он покончил с нелегальной деятельностью, приняв решение в Ливенуорте. Рэкет не мог принести ему таких благ, которые стоили бы пребывания среди отбросов общества в выцветших робах цвета хаки.

Однако в обещаниях, которые Джей Ти дал себе и Анне, была одна оговорка. Он покончил с преступлениями, но не был уверен, что преступный мир отпустит его. Толстяк не забыл о стукаче Релесе. работающем на окружного прокурора.

Они с Анной, не взирая ни на что, могли