– Надо будет проверить, – закончилРейневан. – Загляним в Совинец. Сразу же после того, как вернемся в Одры.

– Это уже недолго, – спокойно сказал СамсонМедок. – Три, максимум четыре дня.

– Самсон?

– Наш командир опять изменил направление. Около часа онведет нас на юг. Прямехенько в Моравским воротом. С минуты на минуту увидимСкочов.

Рейневан очень грязно выругался.

* * *

– Так точно, признаюсь, – резко атакованныйБедржих даже глазом не моргнул. – Я преднамеренно ввел вас в заблуждение.Я никогда не намеревался ехать в Затор.

– Очередная проверка, – проворчал Рейневан, –моей лояльности? Да? Знаю, что да.

– Если знаешь, зачем спрашиваешь?

В поросшем толстым слоем ряски лесном болоте квакали,облапившись, тысячи лягушек.

– Надо признать, – сказал Самсон, – что тыумеешь действовать на нервы, Бедржих. Имеешь в этом деле незаурядныеспособности. В этот раз тебе удалось рассердить даже такого спокойногочеловека, как я. И набил бы я тебе морду, как пить дать, если б не стыд перединостранцами.

– А я, – процедил иностранец Сестшенец, –почувствовал себя особенно обиженным вашим плутовством. Ваше счастье,милостивый сударь, что вас платье священника защищает. В противном случае я бынаучил вас дисциплине на дуэли. И кости посчитал бы.

– Там, в Заторе, – с жаром вмешался Спитек изМельштына, – ожидают пан Шафранец и пан из Орлова! Мы должны были везти ихв Моравию и охранять в пути! Гейтман Прокоп обещал польскому посольствусопровождение и эскорт. Мы же дали рыцарское слово…

– Пан краковский подкоморий, – Бедржих сплел рукина груди, – и пан коронный подканцлерий уже в пути на Одры, и скорее всегобудут там раньше, чем мы. Сопровождают их надежные люди, а охрана им не нужна.Сейчас, когда Ян из Краваж перешел на сторону Чаши и союзничает с Табором,дороги там безопасные. Так что хватит этой болтовни, господа. По коням и впуть!

– Может, у вас, чехов, – заскрежетал зубамиМиколай Корнич Сестшенец, – такая мода, чтобы опоясанных рыцарей обманомкормить, окольными путями водить, а речь их болтовней называть. В Польше такоебезнаказанно не проходит. Ваше счастье, что вас защищает…

– Что меня защищает? – крикнул Бедржих уже вседле. – Платье священника? А где ты на мне платье видишь? И вообще, вжопу платье! Я тебе прямо в глаза говорю: у меня были подозрения, не верил яникому из вас, не доверял, должен был всех вас проверить, понимаешь, Корнич? Ичто? Задета твоя польская честь? Хочешь биться? Хочешь сатисфакции? Ну же! Ктоиз вас…

Он не закончил. Самсон Медок подъехал к нему на копьеносномжеребце, зацепил за воротник и штаны, выволок из седла, под его крики поднялвысоко и с размаха бросил в поросшее ряской болото. Плюхнуло, засмердело,лягушки на мгновение затихли.

Самсон среди полной тишины подождал, пока проповедниквынырнет, зеленый от водорослей и плюющийся тиной.

– Я, – сказал он, – почувствовал задетой своючесть. Этого мне будет достаточно как сатисфакции.

в которой мы снова проведаем Вроцлав накануне Пасхи.Поскольку там происходят вещи, о которых поистине жаль было бы не рассказать.

Утром прошел дождь, солнце, когда взошло, зажгломеднозолотые огни на вроцлавских церквях. Словно золотое руно блестела крышанад главным нефом Святой Елизаветы, пылали режущим глаза сиянием башниблизнецыМарии Магдалены, блестели купола Миколая, Войцеха, Дороты, Якуба, Святого Духа,Марии на Пясеку – всех тридцати пяти вроцлавских храмах. Небесный светотражался в мокрых крышах города, города, который казался тоже вечным.

Певуче зазвонил малый колокол в храме Тела Господня. Вроцлавуже проснулся, под Свидницкими воротами начиналось движение. Было двадцатьпервое марта Anno Domini 1429.

Гжегож Гейнче, inquisitor a sede apostolica на вроцлавскомепископстве, выпрямился в седле, потянулся, аж затрещали суставы.

«Хорошо быть снова дома», – подумал он.

Колокол Святого Винцентия начал бить на Angelus. Иоаннитысклонили головы и перекрестились. Епископ Конрад кивнул прислуге, приказываяналить в чаши. Просторный капитульный зал олбиньского аббатства наполнилсяблаговониями бургундского вина, приправленного корицей, имбирем и розмарином.

С церкви доносилось пение монахов.

Gratiam tuam, quaesumus, Domine,

mentibus nostris infunde:

ut qui, Angelo nuntiante,

Christi Fili tui incarnationem cognovimus…

– Итак, – поднял чашу епископ, –брандербургский курпринц и маркграф Йоган решил поддержать Силезию в борьбепротив еретической Чехии. И шлет нам в помощь четыреста тяжеловооруженныхиоаннитов из Марки. Кто бы мог подумать… Ведь отец Йогана, курфюрст[158] Фридрих Гогенцоллерн, чаще как-то о Польше, чем о Силезиизаботиться изволит… Ну, да ладно. Это благородный жест со стороны маркграфаЙогана, достойный того, чтобы за него выпить! И за здоровье ваших милостей!

Бальтазар фон Шлибен, Herrenmeister[159]Марки, сказал ответный тост. Его костлявая, покрытая коричневыми пятнами рукадрожала под тяжестью кубка.

– Госпитальерам Святого Иоанна Иерусалимского, –заговорил он в нос, – нельзя оставаться бездеятельными перед лицом угрозыдля веры и Церкви. Мы дали обет и обет выполним. Мы, рыцари брандербургскогоокруга, гордимся верностью обету и принципам ордена.

– Так точно, – гордо подтвердил Миколай фонТирбах, командор Свобницы.

– Да поможет нам Бог, – добавил, высовываячелюсть, Геннинг де Альцей, брат убитого под Нисой Дитмара.

– Итак, пьем, господа, пьем, – поторопил Конрад. –На погибель гуситам!

– На погибель, – проворчал Геннинг де Альцей.

Епископ знал, что второй его брат, Дитрих, погиб подДрагимом. В Битве с поляками.

– Ваши рыцари, магистр Бальтазар, – обратилсяепископ к Шлибену, – на время пребывания во Вроцлаве будут гостить вОлбине, у здешних братьев премонстрантов. А все издержки покрою я из своихличных средств. Куда вы отправляетесь из Вроцлава?

– В Легницу. К князю Людвигу.