тысяч военнослужащих. Мы встретились наедине, чтобы обсудить ключевой вопрос: Кто станет следующим премьер-министром Ирака и как этот выбор повлияет на вывод американских войск и стабильность внутри страны? Президент Обама заявил, что Америка сохранит остаточные силы «для консультирования и оказания помощи» иракцам, и мы с генералами Остином и Одиерно предполагали, что их численность будет достаточной для удержания завоеваний, которые были достигнуты дорогой ценой, и что их численность будет сокращаться по мере роста потенциала Ирака.

После завершения церемонии смены командования, в жаркий багдадский день, посол Джим Джеффри пригласил вице-президента Джо Байдена, сотрудников Белого дома и американских генералов на ужин. Джеффри был одним из тех дипломатов, которые воспитаны для трудных времен, и он поощрял откровенный обмен мнениями за столом. Во время ужина, и после него я — мысленно просматривая в своей голове доклады о том, что Малики вычеркивает имена кандидатов из избирательных списков и месяцами тормозит формирование правительства, подрывая конституцию Ирака — напоминал присутствующим, что этот человек не получил больше всего голосов.

— Премьер-министр Малики не заслуживает доверия, господин вице-президент, — заявил я. — Он рассматривает наших послов и военных советников как помеху в реализации своей антисуннитской программы. Лидеры всего региона предупреждали меня, что он намерен лишить суннитов права голоса. Он хочет вытеснить или маргинализировать суннитов и курдов из правительства. Он коварен, когда разговаривает с нами.

Мне подумалось об учебных колесах на велосипеде: нам нельзя внезапно убирать эти колеса; нам нужно медленно их поднимать, позволяя иракцам шататься, но не падать, пока они медленно крутят педали на пути к самодостаточности. Если мы уйдем слишком рано, отмечал я, нам придется снова вводить войска. Я утверждал, что мы должны остаться, и подчеркивал, что, по оценке нашего разведывательного сообщества, наш прогресс еще не укоренился, и если мы не останемся, он окажется «обратимым». На данный момент наши потери были очень малы. Хотя справедливо, что политические соображения определяют стратегические решения, политические решения неустойчивы, если они отрицают военную реальность. При правильном подходе политические соображения и стратегические решения являются ключом к лучшему миру.

Вице-президент Байден и его помощники вежливо слушали. Но по мере того как мы вели разговор, я чувствовал, что не продвинулся ни на шаг в убеждении представителей администрации не оказывать поддержку Малики. Все происходящее напоминало разговор с людьми, которые живут в деревянных домах, но не видят необходимости в пожарной охране. Я видел, что решение уже принято, и еще мог понять, что меня рассматривают как военного, который, возможно, не разбирается в политических тонкостях, — но, честно говоря, я был ошеломлен тем, что наши дипломаты также казались совершенно не причастными к принятию решений. Открытый обмен мнениями, поощряемый послом Джеффри, превратился в неловкость, а затем и вовсе сошел на нет.

— Малики хочет, чтобы мы остались, потому что иначе он не видит в Ираке будущего, — сказал Байден. — Готов поспорить с вами на свое вице-президентство.

Вице-президент мне понравился. После ужина он подшучивал надо мной по поводу моего командования.

— Знаете, почему вы в СЕНТКОМе? — поддразнил он. — Потому что никто другой не был настолько глуп, чтобы согласиться на эту работу.

Я считал его достойным восхищения доброжелательным человеком, однако он уже был не в том состоянии, когда нужно было принимать «хорошую идею». Он не хотел ничего больше слышать; ему хотелось, чтобы наши войска ушли из Ирака, и какой бы путь ни вел к этому быстрее всего, он предпочел именно его. Он излучал уверенность человека, чье решение уже принято, и который, возможно, даже безразличен к последствиям, если ситуация была неверно оценена.

В последующие месяцы сообщения от моих иракских и региональных контактов, а также наши собственные разведданные были зловещими. Малики усиливал чистку суннитов на всех государственных постах, разлагая при этом армию. Каждый раз, когда премьер-министр грубо перегибал палку, встревоженные иракские чиновники жаловались нашим советникам, словно в апелляционный суд. В 1994 году, после краха режима апартеида, Нельсон Мандела воспользовался своим мудрым, успокаивающим авторитетом, чтобы примирить народ Южной Африки. Но Малики не был Манделой. На мой взгляд, достаточное количество американских военных просто обязано было остаться, чтобы сохранить все наши достижения.

Весь 2011 год в Вашингтоне шли споры о том, сколько американских войск должно остаться в Ираке, — если они вообще должны быть там. Центральное командование, председатель Объединенного комитета начальников штабов и новый министр обороны Леон Панетта, сменивший Боба Гейтса, точно так же, как и госсекретарь Хиллари Клинтон, продолжали рекомендовать Белому дому сохранить там часть сил. Заместитель министра обороны Мишель Флурной, обладавшая стратегическим мышлением, долго и упорно отстаивала позицию министерства. Но она проповедовала в пустыне. Начиная с президента Буша и до администрации Обамы, Белый дом был настроен на полный вывод войск по политическим причинам. Сотрудники Совета национальной безопасности не верили в наши прогнозы о том, что если мы уйдем, то враг воскреснет. Они рассматривали Ирак как «единичный случай», как будто вывод наших войск оттуда не будет иметь никаких последствий для региона, — что усиливало опасения наших союзников, что мы их бросаем. Я же решительно утверждал, что любой вакуум, оставшийся после нашего ухода, будет заполнен суннитскими террористами и Ираном.

С территории Сирии, расположенной на западной границе Ирака, баасистский режим Башара Асада способствовал вербовке и подготовке «Аль-Каиды» и суннитских террористов; на восточной границе шиитские ополчения и эскадроны смерти поддерживал Иран. Муллы, стоящие во главе Ирана, намеревались втянуть Ирак в свою орбиту в качестве послушного государства-клиента, ведя при этом сложную и долгую игру. По моему мнению, независимо от того, кто как относился к решению о вторжении в Ирак в 2003 году, для закрепления завоеваний семилетней войны в этой стране необходимо было сохранить войска и дипломатическое присутствие.

Во время одной из моих поездок в Ирак официальные лица неоднократно говорили мне, что мы нужны им, чтобы помочь им «избежать удушающих объятий Ирана». На уровне ниже Малики я слышал это высказывание достаточно часто для того, чтобы распознать согласованный «тезис»: высокопоставленные иракские чиновники хотели, чтобы мы остались, даже если их раздробленный парламент не может заявить об этом публично по внутриполитическим причинам.

На встречах в Белом доме мы постоянно спорили о цифрах, редко вникая в альтернативные конечные цели и в то, что реально необходимо для их достижения. Сотрудники Совета национальной безопасности спрашивали, зачем мне нужны 150 военнослужащих для охраны посольства в стране с напряженной обстановкой на Ближнем Востоке или девяносто военнослужащих для обеспечения материально-технического снабжения на базе под Багдадом. Я отвечал, что численность зависит от