в боевых операциях, внося напряженность в наши ряды. Побывав сам под следствием, я знал, что для тех, кто в этом поучаствовал, приятного очень мало. Юристы делали выводы и писали инструкции; различные афганские официальные лица, в том числе и непостоянный президент Хамид Карзай, говорили о ранениях среди мирного населения, — как реальных, так и тех, о которых рассказывала пропаганда талибов. Правила по ограничению нашей огневой мощи росли, даже когда наши войска подвергались нападению противника. Эти универсальные ограничения не соответствовали реальности, с которой сталкивались наши солдаты.

Правила ведения боевых действий — это то, что отличает принципиальных военных от варваров и террористов. В то же время демократия, какой бы высокодуховной она ни была, несет моральную ответственность за то, чтобы ее солдатам разрешалось — нет, чтобы они поощрялись — эффективно выполнять поставленную перед ними задачу, а именно атаковать и уничтожать врага. Применение смертоносной военной силы законодательно оформлено Женевским Протоколом, где оговаривается, что уничтожение должно быть соразмерно ситуации и что должны быть предприняты тщательные усилия для защиты гражданского населения. Непосредственно наблюдая наши войска во время многочисленных боев, я сомневаюсь, что какие-либо военнослужащие в истории могут сравниться с ними в стремлении избежать нанесения ущерба невинным людям.

Все более жесткие правила складывались постепенно, на протяжении нескольких лет. Я полагал, что не имея последовательных политических целей и сталкиваясь с растущей критикой по поводу долгой и безрезультатной войны, мы на местах ужесточили правила ведения боевых действий, чтобы воевать «как надо». Эти ужесточенные правила были введены в тщетной попытке компенсировать отсутствие продуманной стратегии, которая могла бы продемонстрировать прогресс. Вместо того чтобы выработать стратегию, мы пытались устранить любую критику в адрес того, как мы сражались, и тем самым подрывали себя в военном отношении, теряя доверие наших войск. Дэйв Петреус согласовывал военную необходимость с абсолютным требованием защищать невинных.

Мы не можем допустить, чтобы наши бойцы смотрели на своих вышестоящих командиров как на людей, устанавливающих правила, которые фактически сковывают наши войска и, как представляется, отдают врагу преимущество в «честном бою». Наши командиры должны быть тренерами и капитанами для своей собственной команды, укрепляя среди солдат доверие в бою. Когда начальство теряет влияние на свои войска из-за того, что его правила не действуют, подрывается дисциплина, которая связывает воедино все чины и звания; а дисциплина, в свою очередь, позволяет защитить невинных, оказавшихся на поле боя, которое также должно рассматриваться как гуманитарная зона. Мы должны поддерживать доверие, от генерала до рядового, как наиболее эффективный путь к победе в сражениях с наименьшими потерями для гражданских лиц.

У нас есть моральный долг — защищать наших солдат. Я безоговорочно поддержал решение Дэйва исправить правила ведения боевых действий, обязательно предоставив больше полномочий тем, кто непосредственно участвует в боевых действиях. Такие правила не должны писаться юристами; их должны писать командиры, опираясь на советы юристов, прошедших школу военного права, а не только гуманитарных вопросов. Правила ведения боевых действий должны быть рефлексивными, а не рефлекторными, чтобы войска могли быстро и законно реагировать, когда время играет решающую роль. Если демократическая страна не доверяет своим войскам, она не должна вступать в войну.

Но даже при разумных правилах ведения боевых действий, куда направлялся двигатель войны? Какова конечная цель нашей политики и стратегия ее достижения? Цели, пути и средства должны были иметь решающее значение. Президент Буш заявил: «Наша цель в Афганистане — это… создание стабильного, умеренного и демократического государства». Масштабная политическая цель, которая оказалась недостижимой за все время его восьмилетнего президентства.

Президент Обама, пусть и с неохотой, но всё же согласился отправить в 2010 году дополнительные войска. «В наших жизненно важных национальных интересах направить в Афганистан дополнительно тридцать тысяч американских военнослужащих, — сказал он. — Через восемнадцать месяцев наши войска начнут возвращаться домой». Первым предложением президент дал надежду антиталибским силам в Афганистане; вторым предложением он дал надежду талибам, назвав им дату нашего ухода. После речи президента Обамы я спросил своего пакистанского офицера связи, как он понял смысл послания. Тот быстро ответил: «Вы сваливаете». Как учил меня доктор Киссинджер за много лет до этого, никогда нельзя говорить противнику то, чего мы не будем делать.

Много говорят о наличии «стратегии выхода». Я же считаю, что «выход» из войны — это побочный продукт победы в ней. Если вы не хотите проиграть, вы не говорите врагу, что закончили воевать, и не назначаете выход, не связанный с обстановкой на местах. У Дэйва Петреуса был очень короткий период времени, чтобы переломить ухудшающуюся военную ситуацию, а на то, чтобы даже ввести дополнительные войска, потребуются месяцы, и еще больше времени, чтобы добиться результатов. Тем не менее, он считал, что сможет продемонстрировать прогресс. Проблема была тройной. Во-первых, талибы были ревностным и решительным противником. Во-вторых, они пользовались убежищем в Пакистане, соседнем с Афганистаном государством на востоке. В-третьих, правительству Афганистана не хватало дееспособных функционеров. Три десятилетия боевых действий после советского вторжения разрушили социальную структуру страны и бóльшую часть ее экономики, а образованный класс превратился в разрозненное меньшинство.

После того как коалиционные войска очищали район, афганские солдаты должны были продвигаться вперед, чтобы удерживать завоеванные позиции. Время, необходимое для этого, оказалось столь же неопределенным, сколь и критическим. В разорванном на части обществе Дэйву Петреусу пришлось выбирать, где размещать коалиционные и афганские войска, чтобы получить наибольшую выгоду до истечения установленного срока. На первом месте в его списке был уезд Марджах, центр торговли опиумом. Весной 2010 года его отбили у талибов более семи тысяч морских пехотинцев и афганских солдат. Затем туда были доставлены афганские чиновники, чтобы создать так называемое «правительство в коробке» — группу управленцев по вопросам здравоохранения, водоснабжения, сельского хозяйства, школ, полиции и образования. Но как только «коробка» была открыта, из нее появилось лишь несколько испуганных афганских чиновников, которые, переступив порог рынка Марджаха, столкнулись с грозными крестьянами, разъяренными потерей прибыльной торговли маком. Чиновники бежали, оставив вопросы управления на попечение коалиции.

Когда я там побывал — через год после первого штурма, — там все еще стояли американский батальон и группа советников из армейского спецназа. Летом 2011 года президент Обама заявил: «Прилив войны отступает… Долгие войны приходят к ответственному концу». Но передо мной были поставлены две противоречивые задачи: силы СЕНТКОМа под моим командованием должны были уничтожать талибов, и одновременно укреплять афганскую армию. Также необходимо было вывести войска в строго установленные сроки, независимо от обстановки на местах. Но мы могли сделать либо одно, либо другое, но не то и