– В порядке исключения, – скверно усмехнулсякрестовик, – там.

– А что за колдун?

– Захарис Фойгт, аптекарь.

– Говоришь, брат, в ратуше?

– В ней.

Гжегож Гейнч, в принципе обычный inquisitor a SedeApostolica specialiter deputatus[236] во Вроцлавской епархии,действительно был человеком исключительно молодым. Стенолаз не дал бы емубольше тридцати, а значит, они были ровесниками. Когда Стенолаз спустился вподвал ратуши, инквизитор подкреплялся. Высоко подвернув рукава, он жадновыгребал прямо из горшка кашу со шкварками. При свете факелов и свечей сценатрапезы выглядела живописно и лирично. Ребристый свод, голые стены, дубовыйстол, распятие, подсвечники, обросшие фестонами воска, пятно белойдоминиканской рясы, цветная глазурь глиняных сосудов, юбка и передникприслуживающей девки – все это смотрелось как на миниатюре из служебника.Недоставало только виньеток.

Однако благостное настроение портили и нарушалипронзительные вопли и крики боли, через правильные промежутки временидоносившиеся из еще глубже расположенного подземелья, вход в которое, словноврата ада, освещали красные мерцающие всполохи огня.

Стенолаз задержался у ступеней. Ждал. Инквизитор ел. Неспешил. Съел все, до самого дна, даже выскреб ложкой то, что пригорело. Лишьпосле этого поднял голову. Кустистые, грозно сросшиеся брови придавали его лицусерьезность, из-за чего он казался старше, чем был в действительности.

– От епископа Конрада, верно? – догадалсяон. – Ваша светлость, господин…

– Фон Грелленорт, – напомнил Стенолаз.

– Конечно, конечно. – Гжегож Гейнч легкимдвижением пальцев подозвал девку, чтобы та стерла со стола. – Биркарт фонГрелленорт, доверенный и советник епископа. Присаживайтесь.

Истязаемый завыл в подземелье, закричал дико и невнятно.Стенолаз сел. Инквизитор отер с подбородка остатки жира. А немного погодяпроговорил:

– Епископ, кажется, покинул Вроцлав? Выехал?

– Вы изволили сказать, ваше преподобие.

– Вероятно, в Нису? Навестить госпожу АгнешкуЗальцведель?

– Его милость, – Стенолаз никак не прореагировална произнесенное инквизитором имя последней епископской любовницы, удерживаемоев глубочайшей тайне, – его милость не привык информировать меня о такихдеталях. Я ими также не интересуюсь. Тот, кто сует нос в дела инфулатов,рискует его лишиться. А мне мой нос дорог.

– Не сомневаюсь. Но я имею в виду вовсе не сенсации, алишь здоровье его милости. Ведь епископ Конрад человек уже не первой молодостии должен избегать избытка напряженных турбаций[237]… А ведьпрошла всего неделя после того, как он удостоил чести Ульрику фон Райн. К томуже визиты к бенедиктинцам… Вы удивлены, господин рыцарь? Инквизитор обязанзнать все.

Из подземелья вырвался крик. Отрывистый, переходящий в хрип.

– Обязан знать все, – повторил ГжегожГейнче. – Поэтому я знаю, что епископ Конрад странствует по Силезии нетолько ради того, чтобы посещать замужних женщин, молодых вдов и монашенок.Епископ Конрад готовит новый поход на Брумовско. Пытается склонить ксотрудничеству Пшемека Опавского и господина Альбрехта фон Колдица. Заручитьсявооруженной поддержкой господина Путы из Частоловиц, клодненского старосты.

Стенолаз не вымолвил ни слова и не опустил глаз.

– Епископу Конраду, – продолжал инквизитор, –кажется, не мешает то, что король Зигмунт и князья Империи пришли к совершенноиному решению, а именно, что не следует повторять ошибок предыдущих крестовыхпоходов. Что надлежит поступать обдуманно и без эйфории. Что необходимоподготовиться. Заключить союзы и альянсы, собрать средства, перетянуть на нашусторону моравских панов. И временно воздержаться от военных авантюр.

– Его милости епископу Конраду, – прервал словаГейнча Стенолаз, – нет необходимости оглядываться на князей Империи, ибо вСилезии он им ровня… если не выше их. К тому же добрый король Зигмунт, кажется,занят… Будучи форпостом христианства, он с оружием в руках занимается туркамина Дунае. Хочет получить новый Некрополь. А может, пытается забыть о другихвзбучках, тех, которые три года тому получил от гуситов под Немецким Бродом,может, силится забыть, как бежал оттуда. Но, надо думать, все еще помнит, ибоне шибко спешит в новый чешский поход. Следовательно, епископ Конрад, видитБог, пытается напугать еретиков. Вы ведь знаете, ваше преподобие, si vis расет,para helium.[238]

– Я знаю также, – инквизитор спокойно выдержалвзгляд Стенолаза, – что пето sapiens, nisi patiens.[239]Но оставим это.

У меня было к епископу несколько дел. Несколько вопросов. Ноколи он выехал… Что делать… Ибо рассчитывать на то, что на мои вопросы ответитевы, господин Грелленорт, я, пожалуй, не могу. Не так ли?

– Все зависит от характера вопросов, которые вашепреподобие соизволит задать.

Инквизитор некоторое время молчал. Походило на то, что ждал,когда истязаемый в подземелье человек закричит снова.

– Речь идет, – проговорил он, когда криквозобновился, – о странных случаях смертей, загадочных убийствах… ГосподинАльбрехт фон Барт, убитый под Стшелином. Господин Петер де Беляу, убитый где-топод Генриковом. Господин Чамбор из Гессенштайна, тайно зарезанный в Собутке.Купец Ноймаркт, на которого напали и убили на свидницком тракте. КупецПфефферкорн, убитый на самом пороге немодлинской колегиаты.[240]Странные, таинственные, загадочные смерти, нераскрытые убийства случаютсяпоследнее время в Силезии. Епископ не мог об этом не слышать. Вы тоже.

– Ну что ж, не возражаю, кое-что дошло до нас, –равнодушно согласился Скалолаз. – Однако слишком-то мы головы себе этим незабиваем. Ни епископ, ни я. С каких это пор убийство стало таким уж событием?То и дело кто-то кого-то убивает. Вместо того чтобы любить ближнего своего,люди ненавидят и готовы за любой пустяк отправить его на тот свет. Враги есть укаждого, а в мотивах никогда недостатка не было.