«Сосуд» и «тень» – это твой медведь: то, чем он стал, и то, чем он был, – объяснила Пэт. – Все это время ты использовал его как сосуд, оболочку, вместилище, в которое переносил душу. Но ведь он может быть и большим… твоей тенью. Вспомни детство. Ты не приказывал ему, что делать. Он делал то же, что и ты. Он бежал, когда ты бежал. Он прыгал, когда ты прыгал. Он рычал, когда ты рычал. Вас было двое, но вы были едины, понимаешь?»

Когда конечности многоглаза уже тянулись к своей добыче, медведь вдруг сделал совершенно немыслимый по своей ловкости кульбит: в прыжке крутанулся вокруг оси, избежав соприкосновения со всеми восемью щупальцами, и, выкинув вперед поочередно три лапы, нанес три очень точных удара по одноглазому туловищу врага.

Он сделал это, потому что ровно то же самое сделал и Миэ.

Удары оказались критическими. Опешивший аркан отозвал аватар на некоторую дистанцию. Не менее опешивший Миэ, приземлившись на ноги, сделал два шага назад на своем постаменте.

Их же сделал и медведь.

На несколько секунд призыватели и их аватары замерли.

Потом трибуны взорвались. Миэ утер со лба пот. То же сделал и медведь. Должно быть, это выглядело довольно комично, но разве это имело значение? Пэт оказалась права: их было двое, но они были едины. Миэ и сам не понял, как это произошло, но факт оставался фактом: момент единения аватара и его владельца наступил. Теперь преимущество было на его стороне.

Единственной проблемой оказалось то, что слишком маленький постамент не давал размаха для движений, а по правилам призыватель не имел права покидать его до окончания дуэли. Но разве это было такой уж помехой для Миэ? Ему доводилось сражаться и в более стесненных условиях. Он закрыл глаза, потому что они мешали ему видеть происходящее, и призвал на помощь все свои силы. Он больше не был человеком на постаменте, он был огромным красным медведем из эфира в самом центре арены.

Медведем, готовым задать многоглазу жару!

«Твой противник сразу поймет, что ты делаешь, – сказала Пэт. – Все это поймут. Это будет очевидно. Делай вид, что тебе плевать. Делай вид, что твоя единственная цель – победа. Все это время твоей истинной, тайной целью будет обмануть, провести его».

Аркан не зря считался чемпионом. Он смог быстро перестроиться и сменить стиль. Теперь многоглаз не оставался в ближнем бою подолгу и использовал дистанцию, чтобы подготовиться к новым стремительным атакам. Во время них он вертелся вокруг соперника, выискивая его новые уязвимые места, но при этом осторожничал и пускал в ход лишь одно-два щупальца, опасаясь быть схваченным: медведь, обретший человеческую гибкость, прыгал, кувыркался и орудовал всеми лапами вслед за своим призывателем.

«Вообрази, что ты имеешь дело с самым великим хитрецом на свете, которого тебе ни за что не перехитрить, – сказала Пэт. – Ты сможешь победить его с помощью лишь одного – грубой силы. Заставь его думать так. Нет, заставь всех так думать. Перестань быть воином. Стань игроком. Поставь на кон все. Будь готов проиграть. Пойми, что поражение и победа – лишь стороны одной монеты».

Миэ действительно ходил по краю. Поскольку движения его были стеснены, он использовал любой шанс, чтобы атаковать многоглаза нахрапом, отчаянно и безрассудно. Он висел на волоске множество раз, почти физически ощущая урон, наносимый его аватару. Вскоре очевидный перевес снова был на стороне аркана. Но Миэ чувствовал, что все складывается именно так, как прогнозировала его подруга.

«Только когда противник перестанет читать твой аватар и начнет читать тебя, в твоих руках будет истинное преимущество, – говорила та. – Опять же: не торопись. Нащупай момент. И тогда… Ты уже знаешь, что нужно сделать, не так ли?»

Миэ знал. И понял, что время пришло, когда в очередной раз аркан использовал один из своих обманных маневров.

Многоглаз воспарил, чтобы потом резко спикировать вниз, почти распластавшись по земле, и подсечь оппонента щупальцами. Предчувствие подсказало аркану, что Миэ, избегая этого, прыгнет в одну сторону, и потому он заставил свой аватар уклониться в другую, намереваясь вновь пустить в ход щупальца и опрокинуть врага.

Но в этот момент произошло то, чего он не мог предвидеть.

Миэ разъединился с аватаром. Он действительно высоко прыгнул и ушел вправо, но медведь ушел влево и сгреб многоглаза всеми четырьмя лапами, и кубарем покатился по земле, давя его, уничтожая, и…

Миэ, который должен был приземлиться после прыжка, вдруг ощутил, что теряет равновесие. Чересчур распалившись от предвкушения победы, он потерял ориентацию в пространстве и оказался слишком близко к краю постамента. Время словно растянулось: он все еще видел, как кувыркается медведь, стиснув многоглаза в смертоносных объятиях, но уже падал навзничь…

И не мог ничего поделать с этим.

Хартис замолк и протяжно зевнул. Переварив услышанное, Лу подскочила на локтях и воскликнула:

– Он упал?!

– Ага.

– И проиграл?!

– Ну… Было бы красивее, если бы проиграл, а? Я имею в виду, для истории.

– С какой такой радости?

– Ну ты жаловалась, что в моих историях нет морали, а так бы она была.

– И какая же?

– Ну, что, как Пэт и сказала, поражение и победа – лишь стороны одной монеты. И что нельзя радоваться преждевременно. Как говорится, «не дели шкуру неубитого медведя»… Нет, вернее, вообще не убивай медведей и не сдирай с них шкур. Вот.

– В этом мораль? Что нельзя медведей убивать?

– Да, нельзя. Но насчет морали согласен, ерунда какая-то вышла. Это потому, что меня уже в сон клонит.

Он снова зевнул, привычным движением сгреб девчонку в охапку, чмокнул ее в лоб на ночь и приготовился уснуть. Лу поняла, что тоже засыпает, когда ей померещилось, что она и есть тот желтый летающий глаз в объятиях огромного красного медведя.

– Так Миэ проиграл или нет? – лишь пробормотала он, прикрывая веки.

– Нет. Позже арбитры подтвердили, и даже спесивый чемпион-аркан признал, что аватар-многоглаз был уничтожен раньше, чем Миэ коснулся земли, и это означало, что он