– Лысаковский – это некий молодой человек, который прошлойзимой покончил с собой, – пояснил Николай Дмитриевич. – Ничего не знаю о нем,не знаю о причинах, которые его побудили пойти на суицид. Знаю только, что оннаверняка находился в неуравновешенном состоянии: ну никто в благостномрасположении духа кончать с собой не станет, ведь верно? Я присутствовал привскрытии – разумеется, это необходимо при всяком криминале, а я, чтоб вы знали,консультирую иногда наших судмедэспертов, многие из них когда-то у меняучились, я ведь еще и на медицинском факультете преподаю. Как кот Матроскин –«я еще и вышивать умею, и на машинке тоже…». Стало быть, обнаружил я уЛысаковского патологическое воспаление лимфаузлов с характерными серо-зеленымиуплотнениями и решил, что молодой человек – а он и впрямь был молод, летдвадцати пяти, – работал в химической промышленности. Вот, опять, думаю, тероковые ферменты себя проявили! Но каким образом? Ведь завод давно закрыт.Может быть, думаю, где-то в химии снова взялись за те же разработки? Я нарочновыяснял ситуацию, интересовался и выяснил: нет, Лысаковский не имел отношенияни к какому химическому производству. Кстати, если он вздумал кончать с собойиз-за того, что, узнав про свое воспаление, принял его за рак, то сделал это напрасно.Опухоль была доброкачественная, ее можно было просто иссечь, как у МайиКлимовой.

– Где работал Лысаковский? – быстро спросила Алена.

– Ага! – хитро посмотрел на нее Николай Дмитриевич. –Где-где! В том-то и дело! Лысаковский работал там же, где и эта наша МайяКлимова, – в художественном музее.

– Нет… – пробормотала Алена.

– То-то и оно, что да, – кивнул Николай Дмитриевич. – То-тои оно, что да! Каково совпадение?

– Значит, все-таки краски виноваты! – всплеснула рукамиАлена. – Краски излучают тот фермент, о котором вы говорили! И он губит людей!Надо что-то делать, это ведь неизвестно сколько народу может сойти с ума, дойтидо суицида!

– Стоп, стоп. Стоп! – махнул на нее рукой НиколайДмитриевич. – Угомонитесь, душа моя. Ну что вы такое говорите: краски излучаютфермент! Чушь, извините, полная. Понимаю, что вы имеете в виду: в краскахнаходится некое губительно воздействующее вещество. Веди мы речь, к примеру, окаком-то радиоактивном металле, который давал бы смертельную дозу излучения, ябы, худо-бедно, еще мог согласиться с вами. Хотя тоже смешно: сколько там этогометалла должно быть? Какое-то огромное количество! А медь, понимаете ли, никакне может воздействовать на человека путем излучения. Она прекрасный проводник,даже сверхпроводник, но излучения – это прерогатива совсем других металлов.Кроме того, отравление медью происходит не воздушно-капельным путем, как приОРВИ. Она должна оказаться внутри организма, чтобы отравить его! Но никто ведьне станет картины лизать, правильно? Отравление медью может наступить привведении медьсодержащих растворов в организм человека, использованиимедьсодержащих внутриматочных спиралей или воздействии медьсодержащихфунгицидов. Отравление чаем, приготовленным на питьевой воде, хранящейся в медномкотле или чайнике… Отравление чаем, приготовленным на питьевой воде, содержащеймедь… Острое отравление виноградом, обработанным сульфатом меди… Ну и такдалее.

– Но… может быть, в составе красителей, лаков каких-то естьмедь? Майя, к примеру, реставратор, она, значит, тоже постоянно имеет дело схимикатами. Тот молодой человек, Лысаковский, он, наверное, тоже былреставратором или искусствоведом, поэтому…

– Вообще-то он работал в музее шофером, – усмехнулся НиколайДмитриевич. – Да-да, просто водителем. И если имел дело с какими-то химикатами,то определенно с другими, не с теми, воздействию которых, по вашему мнению,подвергалась Майя Климова. А между тем оба они оказались больны одной и той жеболезнью. С другой стороны, может иметь место всего лишь совпадение. Случайноесовпадение, одно из тех, которых происходит превеликое множество, причем самыхневероятных. Ведь я не знаю их послужных списков, быть может, каждый из нихпрежде имел отношение к химическому производству, а теперь только…

– Погодите, – вскинула руку Алена. – Погодите! Я знаю, какможно выяснить, совпадение это или нет.

– Как, интересно? А, понимаю. Навести справки в отделекадров? Ну что ж, тоже путь.

– Да нет, я не о том. Если честно, мне насчет отдела кадрови в голову не пришло, тем более я все же убеждена: дело не в химическомпроизводстве, а в музейном экспонате. И я даже знаю, почти уверена, в каком, –путано объясняла Алена. – Ах, если бы узнать, кто был рядом с этим Лысаковскимв его последние минуты, узнать, что он говорил перед тем, как с собой покончил!

– Наверное, это тоже можно выяснить, – пожал плечами НиколайДмитриевич. – Если у вас, к примеру, есть знакомые в милиции, в следственных органах,они, думаю, могут поднять старое дело Лысаковского… Не знаю, я не силен в делахдетективных, вы, пожалуй, лучше моего их знаете, но вся штука только в том, чточаще всего люди кончают с собой, когда они одни, а потому могло и не бытьсвидетелей происшествия. Но я вас перебил, извините. Так что вы говорили, какможно узнать, совпадение это или нет, эти два случая заболевания?

– Вы знаете кого-нибудь из психиатрической лечебницы наулице Июльских Дней? – выпалила Алена.

Николай Дмитриевич несколько мгновений смотрел на неерастерянно, как вдруг забавно, как-то очень по-дамски всплеснул своимималенькими ручками:

– Неужели еще кто-то из музея?..

– Ну да, да! – закивала Алена. – Женщину зовут ТамараЮрьевна Семенова, я еще вчера о ее состоянии пыталась разузнать, но она спала,ее нельзя было тревожить. Но, может быть, сейчас можно хотя бы узнать у еелечащего врача, проводился ли осмотр? Мне Грунский говорил, что он какую-тофизическую патологию у Майи заметил при пальпации или пальпировании, я забыла,как он выразился…

– Да так и так говорят, – сказал Николай Дмитриевич. –Понятно, при первом же осмотре он заподозрил, что она больна не толькопсихически, но и физически. Значит, вы хотите, чтобы я на улицу Июльских Днейпозвонил, узнал, проводился ли осмотр и что при нем выявилось. Так?

– Конечно!

– Ну что ж, – взглянул на часы Николай Дмитриевич, –несколько минут до начала вскрытия у меня еще есть, позвонить в клинику можно,но, по-моему, лучше напрячь Грунского. У него там должны быть хорошие знакомые,а психиатр психиатра лучше поймет.