– Мерседес Гарсия Торрес не совершила ничегопротивоправного?

– Мерседес Гарсия Торрес чиста, как слеза.

– А что делать с обвинениями, которые выдвинуты противменя? Настоящей?

– Я ведь уже говорил тебе… Со временем все образуется.У меня есть знакомый детектив в Касабланке…

– Знакомый детектив? Ты никогда не упоминал о нем. Иникогда не был в Касабланке.

Уличенный в копеечной лжи, Доминик с досадой закусываетнижнюю губу.

– Ну, это не совсем мой знакомый… Скорее – знакомыйотца.

– Твой отец давно умер.

– Но от него остались бумаги. – Голыми рукамиДоминика не возьмешь. – Совсем недавно я разбирал их и нашел несколькописем от этого человека. Деликатные поручения, да… Он выполнял деликатныепоручения отца. Весьма успешно.

– В каком году он их выполнял? – Я слишкомбезжалостна к Доминику. Надо бы попридержать коней и не бросаться на того, ктожелает мне лишь добра.

– Какое это имеет значение?

– Может быть, его уже нет в живых. Твоего деликатногодетектива.

– Я связывался с ним. Он жив, хотя в последнее времяотошел отдел…

– Ха-ха!

– На твоем месте я бы не иронизировал. У негодетективное агентство.

– Ты меня разыгрываешь?

– Послушай, Сашa.. Ты сказала мне, что не выживешь втюремной камере. И я вытащил тебя…

Вот оно! Началось… Сейчас Рудольф, незаменимый олень,потребует отполировать ему рога и копыта в качестве моральной компенсации.

– …Эта дорога, эта ночь – разве похоже на розыгрыш?Завтра утром ты будешь пить кофе в каком-нибудь парижском кафе. Разве этопохоже на розыгрыш?

– Хорошо, хорошо… Я была не права. Но если уж ты такему доверяешь, даже ни разу не увидев его…

– Он работал на моего отца. И это достаточнаярекомендация.

– Если уж ты так ему доверяешь, то не лучше ли мнеотправиться в Касабланку? Рассказать ему обо всем, что знаю. Так будетправильно.

– Не думаю, что это хорошая идея.

– Почему? Как он сможет защищать меня, не получив информациииз первых рук?

– Тебе нельзя оставаться здесь, неужели ты непонимаешь?

– Я и не останусь здесь. Я уеду в Касабланку.

Возникшая на абсолютно ровном месте одержимость Касабланкой.Представляю, как это выглядит со стороны. Вчера ночью у меня была возможностьпонаблюдать за Сальмой, такой же одержимой. Касабланка, Ума Турман, «Кафе Рика»– если Сальма постареет на десять лет, так и не перекрасившись в blonde, так ине встретив Уму Турман, – чем она будет отличаться от меня? Ничем.

– …Я хотел сказать, тебе нельзя оставаться в стране,Сашa.

– Мне – нельзя. Но Мерседес Гарсия Торрес – можно. Онаведь чиста, как слеза.

– На всякий случай нужно подстраховаться.

– Что не такс этими документами?

– С ними все в полном порядке. Меня уверили в этом.

– А если меня завернут на паспортном контроле?

– Не завернут. В марракешском аэропорту тебе надо будетподойти к совершенно определенной стойке. К определенному человеку. Позже япокажу тебе его фотографию… Ну что ты смеешься, Сашa?

Доминик-конспиролог, Доминик – шпион с доской для серфинга –это и правда забавно. Я точно знаю, что в аэропорту мне будет не до смеха, носейчас самое время оттянуться.

– Прости… Прости меня, пожалуйста. А королевские ВВС воперации не задействованы?

– С королевскими ВВС возникли сложности. Но и техлюдей, которых удалось найти, будет достаточно.

– Хорошо. Мы больше не возвращаемся к этому вопросу.Твой детектив должен приехать в Эс-Суэйру?

– Он приезжает послезавтра.

– Передавай ему привет. От Мерседес.

– Непременно передам…

Оставшуюся часть пути мы с Домиником проводим в милых,ничего не значащих разговорах о прошлом Они нисколько не отличаются от нашегообычного трепа на вечерней террасе, под аккомпанемент не утихающих ни на минутуволн и песка, летящего со стороны океана. Я буду скучать – и по террасе, и поокеану, и по песку. И по футболу в свете прожекторов, и по воздушным змеям, ипо множеству вещей, входит ли в этот список Доминик?

Не уверена.

И все же я произношу еще раз:

– Мы можем улететь вместе.

– Я ведь уже сказал – это невозможно.

– Почему? Назови мне хотя бы еще одну причину, крометех, что были названы. Может быть, тогда я поверю тебе.

– Зачем тебе это нужно, Сашa?

– Что «это», Доминик?

– Чтобы я улетел вместе с тобой. Чтобы я был рядом. Всеравно ты не сможешь дать мне того, чего я хочу. И, как тебе сейчас кажется,будешь постоянно думать об этом. И искать нейтральный способ для выраженияблагодарности. И вряд ли его найдешь.

– Но, Доминик…

– Подожди… В конечном итоге ты меня возненавидишь. Я бы– точно возненавидел. Запомни, Сашa: мне не нужна твоя благодарность. Любовь –да, но никак не благодарность. Ты ведь не сможешь меня полюбить, я прав?

Доминик не смотрит на меня, он сосредоточен на дороге. С тойже интонацией в голосе он мог бы сказать: «В этом году океан намного грязнее,чем в прошлом, я прав?» или «Нужно перестелить пол в холле, я прав?». Доминикстрашно далек от проблем экологии, а пол в отеле… После всего случившегося егобудет перестилать кто-то другой.

– Я прав. Но я хочу остаться твоим другом, Сашa. Хотябы другом, раз ничего другого не может быть. Чтобы ты вспоминала обо мне,улыбаясь… Чтобы ты просто вспоминала меня. Изредка, большего не нужно.

– Ты так говоришь… Как будто мы больше не увидимся.

– Увидимся, конечно, увидимся. Все рано или поздно образуется,ты снова вернешься в Эс-Суэйру, я снова начну расписывать доски, и мы…

– Доски! До сих пор не понимаю, почему ты поступил сними так отвратительно, Доминик. Это было настоящим варварством.

– Еще большим варварством было отдать их тому хлыщу.Нет, совсем не потому, что он нравился тебе…

– Тогда почему?

– Я и сам толком не знаю. Понять это означало бы понятьчто-то важное. Такое же важное, как ты, Сашa…

* * *

…– Багажа у мадам нет?

– Только сумка.

Таксист, который подобрал меня в Орли, – араб, возможномарокканец, и здесь не холоднее, чем в Эс-Суэйре; в такси гремит арабскаямузыка, заунывное тиу-тиу-тиу-а-а-а-хаби-би-и-и-и!.. в сопровождении ударных.Если закрыть глаза – ощущение такое, что я вовсе никуда не уезжала. То, чтопортит впечатление: спертый запах конца лета в предместье большого города –разогретый асфальт, сизая дымка и гарь от автомобильных выхлопов, она проникаетв салон, несмотря на то что стекла подняты. То, что вдохновляет: огромноеколичество развязок и указателей, отличная дорога и – зелень. Не такая яркая,не такая сочная, какой бывает зелень марокканского риада, слегка приглушенная,но ее достаточно для того, чтобы поверить – я в Европе.