Ричард снова встал на колени, все еще надо мной, но в такойпозе, которую волк не мог бы точно повторить. Этого должно было хватить, но мойволк нашел другой выход, дыру, сквозь которую можно вырваться. До того, когда яделилась своим зверем с другими ликантропами, я ощущала лишь мех и кость, будтокакой-то огромный зверь расхаживает во мне, но на этот раз я его увидела.Увидела того волка, который являлся мне во сне. Он не был совсем белым, скореецвета сливок, с темным чепраком на спине и темным пятном на голове. Эта темнаяпелерина отливала всеми оттенками серого, перемежаемого черным, и даже белое исливочное не было истинно белым и сливочным, а перемешивалось, как молоко исливки. Я погладила этот мех рукой, и он ощущался как… настоящий.

Резко отдернулась рука, так что даже больно стало, явскрикнула, но память кожи еще ощущала мех под пальцами здоровой руки, будто якоснулась чего-то плотного…

– Она пахнет по-настоящему, – сказал Грэхем.

Ричард надо мной застыл на коленях.

– Да, – сказал он очень далеким голосом.

– Вызови ее волка, – сказал Клей тихо. –Заставь ее перекинуться, чтобы она себя перестала терзать.

– Она потеряет ребенка, – возразил Ричард, глядяна меня с выражением, которого я понять не могла. Может, и к лучшему, что немогла.

– Ребенка она потеряет и так, и так, – сказалаКлодия.

Он посмотрел на меня, и взгляд был растерянный.

– Анита, я вижу в тебе волка, прямо у меня за глазамиего образ. Мы его чуем. Что ты хочешь, чтобы я сделал? Вызвать твоего зверя?

Голос его звучал безжизненно, будто он уже был в трауре. Онне хотел этого делать – сомневаться не приходилось. Но тут мы с ним, дляразнообразия, были согласны.

– Нет, – сказала я. – Не надо.

Он не обмяк, нет – но напряжение ушло.

– Вы ее слышали. Я не стану это делать против ее воли.

– Посмотрим, что ты скажешь, когда судороги увидишь. Яникогда не видела, чтобы кто-нибудь держался так долго, – сказалаКлодия. – В этот момент уже никто не может сопротивляться превращению. А унее даже глаза еще человеческие.

Ричард посмотрел на меня с очень печальным лицом.

– Наш человек, – сказал он, но особой радости вего голосе не было.

Он убрал щиты – не до конца, но будто метафизическимелькнул, и я увидела проблеск его эмоций, мыслей, всего лишь проблеск. Если яперекинусь по-настоящему, он не будет меня хотеть. Он ценил мою человеческуюсуть, потому что сам в себе таковой не ощущал. Если я перекинусь, я перестанубыть для него Анитой. Все еще он никак не мог понять, что став вервольфом, неперестаешь быть человеком.

Но за этими мыслями угадывались другие, хотя, быть может,слово «мысли» здесь неточное. Это был его зверь, его волк, и он хотел, чтобы яперекинулась. Чтобы стала волком, потому что тогда я буду принадлежать ему.Нельзя быть лупой и Нимир-Ра, если ты действительно волчица, по-настоящему.

Эта мысль заставила меня глянуть в сторону, туда, где стоялМика, и я увидела эту потерю в его глазах, будто он уже был уверен в ней.

Ну уж нет.

Я не стану его терять, ни за что не стану.

Где-то в комнате – я поискала глазами – был еще один мойлеопард. Слишком быстро я повернулась, задела мускулы в левом плече, мышцы,которые я порвала. Натэниел подошел к кровати, будто понял, кого я ищу.

На его лице высыхали слезы, будто он плакал и не дал себетруда их вытереть. Можно заводить романы вне своего вида, это я знала, но япомнила: Ричард как-то сказал, что доминанты так не делают. Если ты достаточновысоко в иерархии, вне стаи ты романов не заводишь. Я – лупа, самок выше меняпо рангу нет. Я – Больверк, это автоматически возводит меня во что-то вродеофицерского ранга. Как ни верти, но если волк, которого я ощущаю, действительновыйдет на свободу, то теряю я не только неожиданную беременность.

Я знала, что во мне есть еще по крайней мере один зверь.Есть не только волк, но еще и леопард. Уж если мне окончательно становитьсямохнатой, могу я выбрать зверя? Глядя в лицо Натэниела, глядя, как отвернулсяМика, чтобы я не прочла его мыслей, я знала, что попробовать хотя бы должна.

Глядя прямо на Ричарда, я сказала вслух:

– Ты не хочешь, чтобы я перекинулась, вот почему ты нестанешь помогать.

– На самом деле ты не хочешь быть такой, как мы.

На его лицо вернулась та надменная, злая маска.

– Ты прав.

Его злость проявилась открыто – почти удовлетворенная злость,будто подтвердилось, что я такая же, как и он, что мне не больше его нравитсябыть в мохнатой шкуре.

Я посмотрела на Мику и Натэниела. Мика придвинулся кНатэниелу, обнимая его.

– Мика, Натэниел, помогите мне вызвать леопарда.

Мика посмотрел удивленно:

– Анита, тут нет выбора. Я чую по запаху, кто ты.

Я хотела было покачать головой, но левое плечо тут жеотозвалось болью.

– Во мне четыре различных штамма. Почему я не могувыбрать, в какую сторону идти?

Грэхем и Клей посмотрели на Ричарда, будто спрашивая, что онскажет.

– Я думаю, у тебя нет выбора, – сказал он, –но если ты хочешь попробовать, останавливать тебя я не стану.

Он был задет, и смотреть, как он пытается это скрыть, былобольно. Если я перекинусь, он будет искать себе другую. Вряд ли он найдеткого-нибудь, кто согласится делить его с постоянной любовницей, мохнатая онаили нет, но – ладно, это же не моя жизнь? А его.

Я видела у себя в голове волка, как просыпающийся сон, весьон был кремовый и белый, черный и серый. Он смотрел на меня такимитемно-янтарными глазами, что они казались карими. Как будто смотришь сама себев душу, а душа смотрит на тебя.

Ричард сполз с кровати. Волк не впал в панику: он стоял вомне, терпеливый, ожидающий. Грэхем пополз за Ричардом – волк забегал ближе кповерхности, возбуждаясь. Я поймала Грэхема за руку:

– Постой.

Он застыл под моей рукой, наполовину уже спустившись на пол.

Клей посмотрел на Ричарда.

– Останьтесь, пока она не велит уходить, – сказалон, и голос его был одновременно сухим, пустым и сердитым.

– Мика, Натэниел, помогите мне пробудить нашего зверя.

Они не стали спорить или колебаться, просто полезли накровать, подползли ко мне грациозно, как умеют только ликантропы, будто у нихмускулы там, где у нас, простых смертных, нет, и при этом будто несут налитуючашку на спине.

Как бы ни было мне больно, но при виде этого зрелища – моихкотов, ползущих ко мне голыми, у меня дыхание стало быстрее и пульс чаще. Мойволк забегал мелкими беспокойными кругами. У меня не было лишней руки, чтобыкоснуться Клея.