Неизвестно, какое чувство, ревность или страх за Десмонда,оказалось подобным стреле, однако Марине словно бы сердце пронзило. Хватаясь застену, истово считая до пятнадцати и ежеминутно боясь сбиться, она вернулась кщели, ведущей в комнату Джессики, влетела туда, едва не забыв поставить доскина место и замаскировать складками гобелена, а потом выскочила в коридор ипонеслась прочь.

Нет, в башню она будет искать другой путь. В конце концов,раздобудет какой-нибудь тесак, тяжелый нож, еще что-то в этом роде ирасковыряет окно, ведущее на галерею. Или допытается у болтушки Глэдис, гдемогут храниться ключи от башни, и попытается выкрасть их. Так или иначе, оначто-нибудь да придумает. Постарается придумать! Но это потом. А пока она несможет вздохнуть спокойно, если не увидит хотя бы издали Десмонда и неубедится, что с ним все в порядке.

Он поехал, очевидно, по сельскохозяйственным угодьям, думалаМарина, галопом слетая по лестницам и рысью перебегая лужайку. Надо поскореепереодеться в красивую синюю амазонку (благо карман в ней уже починен) иотправиться покататься верхом. В конце концов, ей этого никто не запрещал. Онапоедет по той дороге, по которой обычно ездит Десмонд, и будет простоудивительно, если они не встретятся. Совершенно случайно, разумеется. Надо,чтобы ей оседлали другого коня, не вороного, на котором она ездила в последнийраз. Ничто не должно напоминать Десмонду о том печальном дне, когда Марина мчаласьв черной амазонке, на черном коне, а навстречу, на черном же коне, в черномрубище, везли Агнесс.

Конечно, она попросит Хьюго оседлать белого, или рыжего, илидругого коня.

Хьюго! Несмотря на свою тревогу, Марина ощутила необычайноеволнение, как всегда при мысли о Хьюго. А что, если и он взглянет на Марину сотвращением? Ведь Агнесс была и его любовницей. И пусть он спал чуть ли не совсеми горничными в замке, едва ли кто-то проделывал для него такие штучки, какАгнесс.

Марина вспомнила ту давнюю сцену в конюшне, и ей вдруг сталожарко. Вот будет смешно, если Хьюго решил, что она погубила Агнесс из ревностик нему! Точно так же думает Десмонд. Эти двое мужчин похожи не только тем, чтоволнуют женское естество Марины. Оба они, и лорд и конюх, уверены в собственнойнеотразимости, в праве поступать со всякой женщиной, будь то леди или служанка,так, как взбредет им в голову… или в другое место. Но ничего, пусть толькоХьюго посмеет обойтись с ней непочтительно. Она ему покажет, что такое русскаякняжна. Она заставит встать его на место, этого забывшегося холопа!

Марина прижала руки к сердцу. Что это оно так колотится? Счего бы ему колотиться-то? И почему каждое слово, которое приходит ей в голову,кажется жутко двусмысленным – до неприличия? Она ему покажет… что покажет? Оназаставит встать его… что? О боже, господи, Иисусе Христе! Марина размашистоперекрестилась, но грешные мысли не унимались. Вспомнилось, как Хьюго сказалтогда: «Только прикажите – и я покажу вам лучшего скакуна на свете!» Или нет.Он сказал еще что-то более неприличное, теперь уж и не вспомнить. И он позволилсебе такое при первой же встрече! Посмотрел на нее без наглости, а как бы снеутоленной тоской. А вот интересно, как он поглядит на нее сегодня? Чтоскажет? Что… посмеет сказать?

Марине сделалось вдруг до того невтерпеж хоть краем глазаувидеть Хьюго, что она решила не тратить время на переодевание, а отправитьсякататься как есть. А что? На ней очаровательное серое платье, такое скромное,что способно охладить самого ярого нахала. Правда, декольте в нем не стольскромное, довольно глубокое, в нем даже зябко, потому Марина взяла с собойшаль. Но на дворе потеплело, шаль как бы и ни к чему.

Она потянула вниз тонкий кашемир, но ткань не поддавалась,очевидно за что-то зацепившись. Марина принялась было отцеплять, но тут ее рукунакрыла чья-то ледяная ладонь и зловещий голос прокаркал:

– В чем это ваши пальцы, леди Элинор? Неужели в крови?

* * *

Марина взвизгнула так, что у нее засаднило в горле.Обернулась, готовая прибить шутника на месте, – и тут же отступила вбессильной ярости: перед ней стояла главная невеста Макколов в своем обычномнаряде, однако без капли всегдашних слез на выцветших глазах.

– Простите, ох, простите! Я не хотела вас напугать! –замахала она ручками и, очень ловко поймав запачканный палец Марины, потащилаего ближе к глазам. – Ах нет, это не кровь, – после пристальногоразглядывания изрекла леди Урсула, и в голосе ее послышалось явственноеразочарование. – Какая-то краска. Отвар каштанов?

– Вы, я вижу, огорчены? – не без ехидства ответилаМарина. – Да, это краска. А почему, позвольте спросить, с моих рук должнакапать кровь?

– Ну, после того, как вы погубили фею лесного озера… –туманно начала леди Урсула, однако ее бледно-голубые глаза были на диво ясными,и Марина поняла, что старая дама ничуть не безумнее ее самой – во всякомслучае, сейчас. И этим моментом следовало воспользоваться!

– Да бог с ними, с руками, – нетерпеливо сказалаМарина. – И с феей тоже. Вы мне лучше скажите, где Гвендолин? Куда онапропала после той страшной ночи?

– Кто? – хлопнула светлыми ресницами леди Урсула, ноМарину уже было не остановить.

«Дед Пихто!» – едва не огрызнулась она любимым присловьем,однако сдержалась и раздельно, негромко произнесла:

– Гвен-до-лин.

– Ах вот, значит, как ее звали! – оживилась ледиУрсула.

– Кого? – настало время озадачиться Марине.

– То есть как это кого? Фею лесного озера, конечно, которуювы погубили! Я, правда, думала, что ее имя – Агнесс, но я, наверное, каквсегда, все перепутала. Значит, ее звали Гвендолин… Красивое имя! Вам, конечно,виднее, леди Элинор, как звали фею лесного озера, которую вы погубили и чьейкровью теперь обагрены ваши руки…

– Это не кровь, – устало произнесла Марина, чувствуя,что у нее нет сил вырваться из паутины того бреда, которым ее медленно, новерно опутывают. – Вы сами сказали, что это краска. И я не леди Элинор, а…

– Ну разумеется! – воскликнула леди Урсула. –Какая же вы леди Элинор?! – Почудилось, или в ее глазах и впрямь сверкнулопрезрение? Но с чего бы это? – Вы – мисс Марион Бахметефф. Русская кузина,да… – Какая многозначительная пауза! Или это тоже чудится? – Так вот, миссМарион, часа два назад вас искал какой-то человек.

– Какой еще человек? – удивилась Марина. – Кто могменя искать? Может быть, – не удержалась она, чтобы несъехидничать, – он все-таки искал не меня, а леди Элинор?