И, выпустив эту парфянскую стрелу, леди Урсула гордоудалилась, не сказав более ни слова.

Некоторое время молодые люди недоумевающе смотрели ей вслед.

– Кто-нибудь что-нибудь понял? – спросил наконецДесмонд.

Марина и Джессика в лад покачали головами.

– Я тоже. Я вообще забыл, о чем шла речь, – беспомощноприложил руку ко лбу Десмонд. – Не знаю, как там насчет воды, а рассказбедняжки Урсулы совершенно затопил мою голову. Нет ли у кого-то белого камня?

Он слабо улыбнулся… Марина так и подалась к нему, неудержиморасцветая ответной улыбкой… но глаза Десмонда тут же скользнули к Джессике,которая вдруг всплеснула руками:

– Забыла! Я совсем забыла про Вильямса! Ты встретился с ним?

– С каким еще Вильямсом? – свел брови Десмонд. –Это кто?

– Капитан Вильямс, на пакетботе которого вы с мисс Марионпереправлялись через пролив, – терпеливо пояснила Джессика. – Онявился сегодня в замок и спросил тебя или Марион, однако…

Взгляд, который Десмонд бросил на Марину, был мгновенным, ией не удалось разобрать его выражения, однако не заметить, что Десмонд вдругрезко побледнел, было невозможно.

– Однако, – продолжала Джессика, верно, ничего незаметив, – никого из вас в это время не случилось дома. Ты уехал вдеревню, Марион мы тоже не нашли. А он спешил, и я предложила отправитьсянавстречу тебе. Mы отошли довольно далеко, однако тут появился Блэкки. Япопыталась его приманить, но Вильямс сказал, что боится лошадей и потому пойдетв деревню пешком. Я довольно долго уговаривала Блэкки, тем временем капитан ужеушел. Неужели вы так и не встретились с ним?

– Нет, – покачал головой Десмонд, бросив на Марину ещеодин мгновенный взгляд и тотчас отведя глаза. – Нет. Верно, мыразминулись. Но я совершенно не понимаю, для чего он появился здесь. Он тебехоть что-нибудь сказал, Джессика?

– Ничего особенного, – пожала та плечами. –Обычные рассказы моряков о дальних странах, ужасных дикарях. О капризном нравеморя, когда внезапно налетевший шторм сменяется не менее внезапным штилем…. Ох,Десмонд! – тихонько вскрикнула она. – Да ведь ты еле на ногах стоишь!А вдруг у тебя сотрясение мозга? Tебе лучше бы лечь. Хочешь, я пошлю задоктором Линксом?

– Видеть не могу этого Линкса! – буркнулДесмонд. – И нет у меня никакого сотрясения! И я преотлично держусь нанога-а…

– Ах! – хором воскликнули Марина и Джессика, вразкидаясь к покачнувшемуся Десмонду и успевая поддержать его – одна справа,другая слева.

Однако он тотчас выпрямился и отстранился:

– Не волнуйтесь, леди. Я просто ногу подвернул.

Ногу? Как бы не так! Он был бледен, бледен как мел, какбеленая стена, как белый цвет, как сама бледность!

Марина с силой прижала руки к груди. Всего одно краткое мгновениеона прижималась к нему, ощущала тепло его тела, слышала биение его сердца – ивот уже снова ветер одиночества охватил ее со всех сторон. Он даже несмотрит!..

– Иисусе! – вдруг воззвала Джессика тоненьким,напуганным голоском. – А с вами-то что, мисс Марион?! Вы тоже ранены?

Первое мгновение Марина чувствовала только восторг от того,что глаза Десмонда вновь обратились к ней; лишь потом она вникла в смысл словДжессики и страшно удивилась:

– А что со мной такое?

– У вас руки в крови! – пролепетала Джессика. – Иплатье, посмотрите!

Марина чуть приподняла подол. Россыпь рыжих пятнышек… такихже рыжих, как палец. Как это ее угораздило еще и юбку забрызгать? Hу и неряха!Pуки не тем концом вставлены, вот уж воистину!

– Это не кровь! – воскликнула она, сгибая крючкомзлополучный палец, на который неотрывно глядела Джессика. – Это…

Она осеклась. Что – это? Ну – что? Краска, которую я нашла ввашей комнате, дорогая мисс Ричардсон? Я там малость похозяйничала, слазила втайный ход, но вы уж не гневайтесь, Христа ради, это я так, по глупости данеразумию!..

– Это… я просто порезала палец, – нелепо совралаМарина. Так нелепо, что Джессика опустила, а Десмонд отвел глаза.

– Ну, я, пожалуй, пойду, – пробормотал Десмонд. –Надо привести себя в порядок.

– Я провожу тебя, – встрепенулась Джессика. – Ипозову слуг.

Они двинулись к замку. Они уходили вдвоем, Десмонд уходил… АМарина стояла, слушала, как скрипит песок под их шагами, тупо смотрела на этотсамый песок и никак не могла понять, почему она предпочла согласиться, чтозапачкана кровью, вместо того чтобы просто сказать: краска, мол. Да мало ли гдемогла она вляпаться в эту краску?! Ну почему, почему она так перепугалась, чтоДжессика могла догадаться о ее пребывании в своей комнате? Ну ведь не убила быона Марину, в конце концов!

Марине случалось читать греческие трагедии, и в последнеевремя они часто приходили ей в голову… особенно при появлении Глэдис. Сневольной улыбкой она думала о том, что быстроногой служанке выпала в этомспектакле роль всеведущего хора. Редко который день не начинался с болтовниГлэдис, и именно от нее Марина узнавала о всех событиях в замке и даже оподоплеке этих событий. Глэдис не больно-то опасалась «русской кузины»: ведь тахоть и была из богатой семьи, но все-таки птичка не своего гнезда, стало быть,как прилетела, так и улетит. По этой же причине, беседуя с Мариной, Глэдис словне подбирала, на цыпочках к ней в спальню не входила: либо не стесняяськолотила в дверь кулаками, либо вламывалась, если было не заперто, роняя вещи ибормоча себе что-то под нос.

Вот и в тот кошмарный день она шумно ворвалась в комнатуМарины и принялась разводить огонь в камине, грохоча даже громче, чем обычно.

Впрочем, зря старалась: Марина уже к тому времени давнопроснулась и просто лежала, поглядывая на светло-пыльные полосы солнечныхлучей, протянувшиеся сквозь щели в шторах, и размышляя о событиях вчерашнейночи и дня. Прежде всего о том, где бы раздобыть ключи от входа в башню или кактуда вообще попасть. Потом ее мысли обратились к Флоре, которая в своем увитомрозами домике, где молчаливая старуха-мать все так же наматывает на большойклубок нитки с маленьких, ревностно оберегает от всякого постороннего глазамальчика, закутанного в розовые девчачьи одежки.