— В чем? — спросила женщина. — В чем?

— Во всем, — сказал ей Пабло. — Вот, например, насчет моста.Я теперь с тобой заодно.

— Теперь ты с нами заодно? — сказал Агустин. — После всего,что наговорил?

— Да, — ответил ему Пабло. — После того, как погодапеременилась, я с вами заодно.

Агустин покачал головой.

— Погода, — сказал он и опять покачал головой. — И послетого, как я бил тебя по зубам?

— Да. — Пабло ухмыльнулся, глядя на него, и потрогалпальцами губы. — И после этого.

Роберт Джордан наблюдал за Пилар. Она смотрела на Пабло,точно это был какой-то диковинный зверь. С ее лица все еще не сошло то выражение,которое появилось на нем, когда заговорили о выколотых глазах. Она покачалаголовой, словно стараясь отделаться от этого, потом откинула голову назад.

— Слушай, ты, — сказала она Пабло.

— Да, женщина?

— Что с тобой творится?

— Ничего, — сказал Пабло. — Я передумал. Вот и все.

— Ты подслушивал, — сказала она.

— Да, — ответил он. — Только ничего не расслышал.

— Ты боишься, что мы убьем тебя.

— Нет, — ответил он и посмотрел на нее поверх кружки свином. — Этого я не боюсь. Ты сама знаешь.

— Тогда что же с тобой делается? — сказал Агустин. — То ты,пьяный, накидываешься на нас всех, отступаешься от дела, недостойно говоришь онашей смерти, оскорбляешь женщин, мешаешь нам сделать то, что нужно сделать…

— Я был пьян, — сказал Пабло.

— А теперь…

— Теперь я не пьян, — сказал Пабло. — И я передумал.

— Пусть тебе другие верят. Я не поверю, — сказал Агустин.

— Верь не верь — твое дело, — сказал Пабло. — Но, кромеменя, до Гредоса тебя никто не проведет.

— До Гредоса?

— После моста только туда и можно будет податься.

Вопросительно глядя на Пилар, Роберт Джордан поднял руку, нотак, что Пабло этого не видел, и постучал пальцем по своему правому уху.

Женщина кивнула. Потом кивнула еще раз. Она сказала что-тоМарии, и девушка подошла к Роберту Джордану.

— Она говорит: конечно, слышал, — сказала Мария на ухоРоберту Джордану.

— Значит, Пабло, — степенно заговорил Фернандо, — ты теперьс нами заодно и согласен принять участие во взрыве моста?

— Да, друг, — сказал Пабло. Он посмотрел на Фернандо в упори кивнул головой.

— Честное слово? — спросил Примитиво.

— Честное слово, — ответил ему Пабло.

— И ты думаешь, что все сойдет хорошо? — спросил Фернандо. —Ты теперь веришь в это?

— Конечно, — сказал Пабло. — А ты разве не веришь?

— Верю, — сказал Фернандо. — Но я никогда не теряю веры.

— Уйду я отсюда, — сказал Агустин.

— Не ходи, холодно, — дружелюбно сказал ему Пабло.

— Пусть холодно, — сказал Агустин. — Не могу я большеоставаться в этом manicomio.

— Напрасно ты называешь нашу пещеру сумасшедшим домом, —сказал Фернандо.

— Manicomio для буйных, — сказал Агустин. — И я уйду отсюда,пока не спятил вместе с вами.

Это словно карусель, думал Роберт Джордан. Но не такаякарусель, которая кружится быстро под звуки шарманки и детишки сидят верхом набычках с вызолоченными рогами, а рядом кольца, которые нужно ловить на палку, исиние, подсвеченные газовыми фонарями сумерки на Авеню-дю-Мэн, и лотки сжареной рыбой, и вертящееся колесо счастья, где кожаные язычки хлопают постолбикам с номерами, и тут же сложены пирамидой пакетики пиленого сахару дляпризов. Нет, это вовсе не такая карусель, хотя эти люди в своем ожидании оченьпохожи на тех мужчин в кепках и женщин в вязаных свитерах, с блестящими в светефонарей волосами, что стоят у колеса счастья и ждут, когда оно остановится. Да,люди такие же. Но колесо другое. Это вертикальное колесо, и на нем движешьсявверх и вниз.

Два оборота оно уже сделало. Это большое колесо,установленное под прямым углом к земле, и когда его пускают, оно делает одиноборот и, вернувшись в исходное положение, останавливается. Вместе с нимописываешь круг и ты и тоже останавливаешься, вернувшись к исходной точке. Дажепризов нет, подумал он, и кому охота кататься на таком колесе! А всякий разсадишься и делаешь круг, хоть и не собирался. Оборот только один; один большой,долгий круг — сначала вверх, потом вниз, и опять возвращаешься к исходной точке.Вот и сейчас мы вернулись к исходной точке, подумал он. Вернулись, ничего неразрешив.

В пещере было тепло, ветер снаружи улегся. Роберт Джордансидел за столом, раскрыв перед собой записную книжку, и набрасывал планминирования моста. Он начертил три схемы, выписал формулы, изобразил при помощидвух рисунков всю технику взрыва предельно просто и наглядно, так, чтобыАнсельмо мог один довершить дело, если бы во время операции что-нибудьслучилось с ним самим. Закончив все чертежи, он стал проверять их еще раз.

Мария сидела рядом и через плечо смотрела на его работу. Онзнал, что Пабло сидит напротив и остальные тоже здесь, разговаривают и играют вкарты; он вдыхал воздух пещеры, в котором запах кухни и пищи сменился дымнымчадом и запахом мужчин — табак, винный перегар и кислый дух застарелого пота, —а когда Мария, следя за его карандашом, положила на стол руку, он взял ее,поднес к лицу и вдохнул свежий запах воды и простого мыла, исходивший от неепосле мытья посуды. Потом он опустил руку Марии и снова взялся за работу, неглядя на девушку и потому не видя, как она покраснела. Она оставила руку настоле, рядом с его рукой, но он ее больше не трогал.

Когда с техникой взрыва было покончено, он перевернул листоки стал писать боевой приказ. Мысль его работала быстро и четко, и то, что онписал, нравилось ему. Он исписал две странички, потом внимательно перечитал их.

Как будто все, сказал он себе. Все совершенно ясно, и,кажется, я ничего не упустил. Оба поста будут уничтожены, а мост взорвансогласно приказу Гольца, и это все, за что я отвечаю. А в эту историю с Пабломне вовсе не следовало ввязываться, но какой-нибудь выход и тут найдется. БудетПабло или не будет Пабло, мне, в конце концов, все равно. Но я не намерен лезтьна это колесо в третий раз. Два раза я на него садился, и два раза оно делалополный оборот и возвращалось к исходной точке, и больше я на него не сяду.

Он закрыл записную книжку и оглянулся на Марию.