И военных гениев тоже пока не выдвинула эта война, Ниодного. Даже похожего ничего не было. Клебер, Лукач и Ганс, командуяИнтернациональными бригадами, с честью выполнили свою роль в обороне Мадрида,но потом старый, лысый, очкастый, самодовольный, как филин глупый, неинтересныйв разговоре, по-бычьи храбрый и тупой, раздутый пропагандой защитник МадридаМиаха стал так завидовать популярности Клебера, что заставил русских отстранитьего от командования и отправить в Валенсию. Клебер был хороший солдат, ноограниченный и слишком разговорчивый для того дела, которым занимался. Гольцбыл хороший командир и отличный солдат, но его все время держали на положенииподчиненного и не давали ему развернуться. Готовящееся наступление было егопервой крупной операцией, и пока Роберту Джордану не очень нравилось все то,что он слышал об этом наступлении.

Он жалел, что не видел сражения на плато за Гвадалахарой,когда итальянцы были разбиты. Он тогда был в Эстремадуре. Об этом сражении емурассказывал Ганс недели две тому назад у Гэйлорда, и так образно, что он словносам все увидел. Был один момент, когда казалось, что все проиграно, — это когдаитальянцы прорвали фронт близ Трихуэке, и если б им тогда удалось перерезатьТориха-Бриуэгскую дорогу, Двенадцатая бригада оказалась бы отрезанной. Но мызнали, что деремся с итальянцами, сказал Ганс, и мы рискнули на маневр,которому при всяком другом противнике не было бы оправдания. И маневр удался.

Все это Ганс ему показал на своей карте. Ганс повсюду таскалс собой эту карту в полевой сумке и до сих пор восхищался и наслаждался своимчудесным маневром. Ганс был отличный солдат и хороший товарищ. Испанские частиЛистера, Модесто и Кампесино тоже очень хорошо показали себя в этом сражении,рассказывал Ганс, и это целиком надо поставить в заслугу их командирам и тойдисциплине, которую они сумели ввести. Но и Листеру, и Модесто, и Кампесинобольшинство их ходов было подсказано русскими военными консультантами. Они былипохожи на пилотов-новичков, летающих на машине с двойным управлением, так чтопилот-инструктор в любую минуту может исправить допущенную ошибку. Ну что ж,этот год покажет, хорошо ли они усвоили урок.

Они были коммунистами и сторонниками железной дисциплины.Дисциплина, насаждаемая ими, сделает из испанцев хороших солдат. Листер былособенно строг насчет дисциплины, и он сумел выковать из дивизии настоящуюбоеспособную единицу. Одно дело — удерживать позиции, другое — пойти на штурмпозиций и захватить их, и совсем особое дело — маневрировать войсками в ходебоевых действий, думал Роберт Джордан, сидя в пещере за столом. Интересно, какЛистер, такой, каким я его знаю, справится с этим, когда двойное управлениебудет снято. А может быть, оно не будет снято, подумал он. Может быть, они неуйдут. Может быть, они еще укрепятся. Интересно, как относятся русские ко всемуэтому делу. Гэйлорд, вот где можно все узнать. Есть много вопросов, насущныхдля меня, ответ на которые я могу получить только у Гэйлорда.

Одно время ему казалось, что для него вредно бывать уГэйлорда. Там все было полной противоположностью пуританскому, религиозномукоммунизму дома номер 63 по улице Веласкеса, дворца, где помещался Мадридскийштаб Интернациональных бригад. На улице Веласкеса, 63, ты чувствовал себячленом монашеского ордена, а уж что касается атмосферы, которая когда-тогосподствовала в штабе Пятого полка, до того как он был разбит на бригады поуставу новой армии, — у Гэйлорда ее и в помине не было.

В тех обоих штабах ты чувствовал себя участником крестовогопохода. Это единственное подходящее слово, хотя оно до того истаскано изатрепано, что истинный смысл его уже давно стерся. Несмотря на бюрократизм, нанеумелость, на внутрипартийные склоки, ты испытывал то чувство, которого ждал ине испытал в день первого причастия. Это было чувство долга, принятого на себяперед всеми угнетенными мира, чувство, о котором так же неловко и трудноговорить, как о религиозном экстазе, и вместе с тем такое же подлинное, как то,которое испытываешь, когда слушаешь Баха, или когда стоишь посреди Шартрскогоили Леонского собора и смотришь, как падает свет сквозь огромные, витражи, иликогда глядишь на полотна Мантеньи, и Греко, и Брейгеля в Прадо. Оно определялотвое место в чем-то, во что ты верил безоговорочно и безоглядно и чему тыобязан был ощущением братской близости со всеми теми, кто участвовал в нем также, как и ты. Это было нечто совсем незнакомое тебе раньше, но теперь ты узналего, и оно вместе с теми причинами, которые его породили, стало для тебя такимважным, что даже твоя смерть теперь не имеет значения; и если ты стараешьсяизбежать смерти, то лишь для того, чтобы она не помешала исполнению твоегодолга. Но самое лучшее было то, что можно было что-то делать ради этого чувстваи этой необходимости. Можно было драться.

Вот мы и дрались, думал он. И для тех, кто дрался хорошо иостался цел, чистота чувства скоро была утрачена. Даже и полугода не прошло.

Но когда участвуешь в обороне позиции или города, этапервоначальная чистота возвращается. Так было во время боев в Сьерре. Тамчувствовалась во время боя настоящая революционная солидарность. Там, когдавпервые возникла необходимость укрепить дисциплину, он это понял и одобрил.Нашлись трусы, которые побежали под огнем. Он видел, как их расстреливали иоставляли гнить у дороги, позаботившись только взять у них патроны и ценности.То, что брали патроны, сапоги и кожаные куртки, было совершенно правильно. То,что брали ценности, было просто разумно. Иначе все досталось бы анархистам.

Тогда казалось правильным, необходимым и справедливым, чтобежавших расстреливали на месте. Ничего дурного здесь не было. Они бежалипотому, что думали только о себе. Фашисты атаковали, и мы остановили их накрутом склоне, среди серых скал, сосняка и терновых кустов Гвадаррамы. Целыйдень мы удерживали эту дорогу под воздушной бомбежкой и огнем артиллерии,которую они подвели совсем близко, и под конец те, кто уцелел, пошли вконтратаку и отогнали фашистов. Потом, когда они попытались зайти слева,пробираясь небольшими отрядами между скал и деревьев, мы засели в Санитариуме иотстреливались из окон и с крыши, хотя они обошли нас уже с обеих сторон, и,зная, что значит попасть в окружение, мы все-таки продержались, пока контратакане оттеснила их снова назад.