— Мария, — сказал он ей. — Поняла ты тут что-нибудь?

— Нет, Роберто, — сказала девушка и накрыла своей рукой егоруку, все еще державшую карандаш. — А ты уже кончил?

— Да. Теперь уже все решено и подписано.

— Что ты там делаешь, Ingles? — спросил через стол Пабло.Глаза у него опять стали мутные.

Роберт Джордан пристально посмотрел на него. Подальше отколеса, сказал он себе. Не лезь на это колесо. Оно, кажется, опять начинаетвертеться.

— Разрабатываю план взрыва, — вежливо сказал он.

— Ну и как, выходит? — спросил Пабло.

— Очень хорошо, — сказал Роберт Джордан. — Выходит оченьхорошо.

— А я разрабатываю план отступления, — сказал Пабло, иРоберт Джордан посмотрел в его пьяные свиные глазки, а потом на миску с вином.Миска была почти пуста.

Прочь от колеса, сказал он себе. Опять он пьет. Верно. Но наколесо ты все-таки не лезь. Говорят, Грант во время Гражданской войны почтиникогда не бывал трезвым. Это факт. Наверно, Грант взбесился бы от такогосравнения, если бы увидел Пабло. Грант еще и сигары курил к тому же. Что ж, надобудет раздобыть где-нибудь сигару для Пабло. К такому лицу это так и просится:наполовину изжеванная сигара. Где только ее достать?

— Ну и как идет дело? — учтиво спросил Роберт Джордан.

— Очень хорошо, — сказал Пабло и покивал головой важно инаставительно. — Muy bien.

— Что-нибудь надумал? — спросил Агустин, поднимая голову откарт.

— Да, — сказал Пабло. — У меня мыслей много.

— Где ты их выловил? В этой миске? — спросил Агустин.

— Может быть, и там, — сказал Пабло. — Кто знает. Мария,подлей в миску вина, сделай милость.

— Вот уж в бурдюке, наверно, полным-полно замечательныхмыслей. — Агустин вернулся к картам. — Ты бы влез туда, поискал их.

— Зачем, — невозмутимо ответил Пабло, — я их нахожу и вмиске.

Нет, он тоже не лезет на колесо, подумал Роберт Джордан. Таконо и вертится вхолостую. Наверно, на нем нельзя долго кататься, на этомколесе. Это опасная забава. Я рад, что мы с него слезли. У меня и то раза дваот него голова кружилась. Но пьяницы и по-настоящему жестокие или подлые люди катаютсяна таком колесе до самой смерти. Сперва оно несет тебя вверх, и размах у негокаждый раз другой, но потом все равно приводит вниз. Ну и пусть вертится,подумал он. Меня на него не заманишь больше. Нет, сэр, генерал Грант, хватит,повертелся.

Пилар сидела у огня, повернув свой стул так, чтобы ей можнобыло заглядывать в карты двух игроков, сидевших спиной к ней. Она следила заигрой.

Переход от смертельного напряжения к мирной домашней жизни —вот что самое удивительное, думал Роберт Джордан. Когда треклятое колесо идетвниз, вот тут-то и попадешься. Но я с этого колеса слез, подумал он. И большеменя на него не затащишь.

Два дня тому назад я не подозревал о существовании Пилар,Пабло и всех остальных, думал он. Никакой Марии для меня и на свете не было. И,надо сказать, мир тогда был гораздо проще. Я получил от Гольца приказ, которыйбыл вполне ясен и казался вполне выполнимым, хотя выполнение представлялонекоторые трудности и могло повлечь некоторые последствия. Я думал, что послевзрыва моста я либо вернусь на фронт, либо не вернусь, а если вернусь, топопрошусь ненадолго в Мадрид. В эту войну отпусков не дают никому, но я уверен,что два или три дня мне удалось бы получить.

В Мадриде я собирался купить кое-какие книги, взять номер вотеле «Флорида» и принять горячую ванну, представлял себе, что пошлю Луиса,швейцара, за бутылкой абсента, — может быть, ему удалось бы достать вМантекериас Леонесас или в другом месте, — и после ванны полежу на кровати скнигой, попивая абсент, а потом позвоню к Гэйлорду и узнаю, можно ли зайти тудапообедать.

Обедать в «Гран-Виа» ему не хотелось, потому что кормят там,правду сказать, неважно и нужно приходить очень рано, а то и вовсе ничего неполучишь. И потом, там всегда болтается много знакомых журналистов, а думатьвсе время о том, как бы не сказать лишнего, было очень скучно. Ему хотелосьвыпить абсента, и чтобы потянуло на разговор, и тогда отправиться к Гэйлорду,где отлично кормят и подают настоящее пиво, и пообедать с Карковым и узнать,какие новости на фронтах.

Когда он первый раз попал в отель Гэйлорда — местопребываниерусских в Мадриде, ему там не понравилось, обстановка показалась слишкомроскошной и стол слишком изысканным для осажденного города, а разговоры,которые там велись, слишком вольными для военного времени. Но я очень быстропривык, подумал он. Не так уж плохо иметь возможность вкусно пообедать, когдавозвращаешься после такого дела, как вот это. А в тех разговорах, которыесперва показались ему вольными, как выяснилось потом, было очень много правды.Вот найдется о чем порассказать у Гэйлорда, когда все будет кончено, подумалон. Да, когда все будет кончено.

Можно ли явиться к Гэйлорду с Марией? Нет. Нельзя. Но можнооставить ее в номере, и она примет горячую ванну, и когда ты вернешься отГэйлорда, она будет тебя ждать. Да, именно так, а потом, когда ты расскажешь оней Каркову, можно будет и привести ее, потому что все очень заинтересуются изахотят ее увидеть.

А можно бы и вовсе не ходить к Гэйлорду. Можно пообедатьпораньше в «Гран-Виа» и поспешить обратно, во «Флориду». Но ты навернякапойдешь к Гэйлорду, потому что тебе захочется опять вкусно поесть и понежитьсясреди роскоши и комфорта после всего этого. А потом ты вернешься во «Флориду»,и там тебя будет ждать Мария. Конечно, она поедет с ним в Мадрид, когда тут всебудет кончено. Когда тут все будет кончено. Да, когда тут все будет кончено.Если тут все сойдет хорошо, он может считать, что заслужил обед у Гэйлорда.

Там, у Гэйлорда, можно было встретить знаменитых испанскихкомандиров, которые в самом начале войны вышли из недр народа и заняликомандные посты, не имея никакой военной подготовки, и оказывалось, что многиеиз них говорят по-русски. Это было первое большое разочарование, испытанное имнесколько месяцев назад, и оно навело его на горькие мысли. Но потом он понял,в чем дело, и оказалось, что ничего тут такого нет. Это действительно былирабочие и крестьяне. Они участвовали в революции 1934 года, и когда революцияпотерпела крах, им пришлось бежать в Россию, и там их послали учиться в Военнуюакадемию для того, чтобы они получили военное образование, необходимое длякомандира, и в другой раз были готовы к борьбе.

Во время революции нельзя выдавать посторонним, кто тебепомогает, или показывать, что ты знаешь больше, чем тебе полагается знать. Онтеперь тоже постиг это. Если что-либо справедливо по существу, ложь не должнаиметь значения.