— Тот поцелуй должен был поднять тебе настроение. Ничего более.

Сбрасываю скорость.

— Ты это о чем?

— У тебя был подавленный вид, все из рук валилось. А когда у человека есть чувства, у него даже вид свежий. Я просто не удержалась.

— Брось, пожалуйста… о чем ты говоришь?

— Больше никаких поцелуев. По крайней мере в ближайшее время.

Я будто бы взглядом вопрошаю: ЧТО?

— Ты отгородился от себя. В данный момент это так. Когда ты беззащитен, тебя хочется поцеловать. Но сейчас…

— Это я-то? Ничего подобного. Обо мне много чего можно сказать, но я не отгородился от себя.

— Ты сам с собой не контактен, не синхронизирован. Ты себя не любишь. Более того, ты себя не видишь.

Я про себя говорю: у меня в кармане «резинка». Мне сейчас необходимо видеть только одно: ее голое тело.

— Один поцелуй.

— Нет.

— Совсем короткий?

— Нет. Нет, нет и нет.

— Да ладно тебе!

— Нет. Если тебе так не терпится убежать от себя, то вообрази, с какой скоростью ты будешь убегать от меня.

— Ладно. Хорошо. Как скажешь.

Пусть катится. Динамщица. Бекки — типичная динамщица.

— Возможно, когда-нибудь мы возьмемся за руки… возможно.

Она захлопывает дверцу и отправляется к своей бабуле. Я сижу в пикапе и матерюсь. Вытираю губы рубашкой, тру изо всех сил, чтобы уничтожить память о ее губах.

— СУЧКА! — кричу.

Уже темно. Лежу голышом в постели, злой и одинокий; если про стояк можно сказать «задумчивый», то у меня как раз такой. Решаю эту проблему очевидным способом.

Дождь утих, земля и асфальт умыты дочиста. Слышу, внизу мама ругается с Арни насчет того, в котором часу он залезет в ванну. Сон — единственный пристойный выход из положения — приходит быстро.

Утром ко мне под дверь прибегает Арни, человек-будильник. Распевает:

— «Бургер-барн», «Бургер-барн».

— Зараза, — говорю себе и спешно выпрыгиваю из кровати. Проспал.

Под стенами собралось, наверное, сотни две человек всех форм и габаритов; каждого я знаю лично. Мы с Арни наблюдаем из пикапа. Поблизости расхаживает отец Такера с видеокамерой и запечатлевает праздник. Сам Такер, в фирменной шляпе «Бургер-барна», стоит посреди новоиспеченного персонала. На целую голову выше среднестатистического работника.

Произносятся речи. В воздухе витает характерный запах бургеров и картофеля фри. Втягивая его ноздрями, Арни потирает живот; я говорю:

— Арни, имей терпение.

— Я кушать хочу! Кушать хочу!

— Ты не выйдешь из кабины.

— Но я хочу…

— Ты весь грязный.

— Да! — Арни до предела горд собой. — Ням-ням!

Рвется выпрыгнуть на тротуар. Хватаю его за локоть, удерживаю в кабине:

— Нет, Арни, сиди спокойно.

Надулся.

Под аплодисменты толпы мэр Гэпс разрезает ленточку; джаз-банда средней школы города Мотли заводит «Мы только начали».

Церемония заканчивается, и Такер обнимается со своими родителями. Фотокорреспондент «Эндорра экспресса» делает снимки. Толпа устремляется в зал ради первой дегустации. Глядя в заднее окно пикапа, вижу на парковке «Фудленда» не менее сорока машин. Бизнес процветает.

— Хочу кушать. Хочу кушать!

Включаю зажигание, говорю: «В другой раз, Арни» — и трогаюсь с места, но тут меня осеняет гениальная идея. Оборачиваюсь к нему и начинаю торговаться. Говорю: если он даст хорошенько себя оттереть, если станет суперчистым, то я привезу его в «Бургер-барн» поужинать.

— Когда-когда-когда?

— Как только обсохнешь. Привезу тебя сюда, и ты выберешь, что сам захочешь.

Он отвечает:

— Хорошо.

— А сейчас время мыться.

Кивает:

— Ладно.

— К сожалению, никуда не денешься.

— Ладно! СКАЗАЛ ЖЕ: ЛАДНО!

Я настолько привык к его отказам, что даже не расслышал, как он согласился на мои условия.

— Как только, так сразу, Арни. Ты ведь хочешь отмыться, верно?

— Да!

Мама разгадывает ответы телеигры, а Эми проверяет стоящие в духовке коржи для торта. Я поднимаю вверх большой палец. Сестра смотрит на меня в недоумении, а потому я одними губами говорю: «Сама увидишь!» — и указываю пальцем на Арни. Потом беру его за руку, и мы с ним поднимаемся по лестнице. Я наполняю ванну, взбиваю ароматную пену, бросаю туда пластмассовые игрушки.

— Отправляемся в плаванье, дружище.

— Ты тоже залезай.

— Что?

— Ты тоже залезай, Гилберт!

Сто лет не принимал ванну вместе с братом. С тех самых пор, как у него появились лобковые волосы. Но сейчас я готов на все, лишь бы отмыть его дочиста.

Когда я раздеваюсь, этот ком грязи тычет пальцем на мои причиндалы и пронзительно хихикает.

— Арни, ш-ш-ш. Пожалуйста.

Ему кажется, что это невероятно смешно. Я забираюсь в ванну, медленно погружаюсь в горячую — почти кипяток — воду и улыбаюсь, как только ко мне возвращается такая способность.

— Ну вот, давай, Арни, ныряй. «Бургер-барн», жди нас…

Он разворачивается и выбегает из ванной. Топает вниз по лестнице, гремит дверью с противомоскитной сеткой.

Все еще сидя в пенной ванне, кричу:

— Я не виноват! Я не виноват!

— Залез я, значит, в воду…

— Ну и?

— И он меня обдурил.

— У тебя в запасе ровно два дня. Торжество — через два дня.

— Это понятно.

На кухне сушу волосы феном и разговариваю с Эми, которая занята выпечкой коржей для именинного торта, на сей раз — трехслойного. Мама, как водится, включила утреннее ток-шоу. Сегодня оно посвящено проблемам усыновления, и мама тут же засыпает. Эллен со своими размалеванными подружками отправилась в Мотли, якобы за покупкой комплекта нарядной одежды для Арни.

— Я составила список продуктов, Гилберт.

— Хорошо.

— Сможешь сегодня купить?

— Конечно.

— Звонила Дженис. Прилетает завтра вечером. Просила тебя предупредить, но как-нибудь помягче. Она возьмет машину напрокат, так что тебе не нужно ее встречать. Беспокоилась, как бы ты не обиделся.

— А ты сама-то как думаешь?