впутались в непростое дело и преувеличивали готовность обеих сторон к компромиссу – так часто бывает, когда дилетанты пробуют свои силы в дипломатии. Тем не менее сдержанные ответы Галифакса достаточно четко определили позицию Великобритании: удовлетворить пожелания Германии не составит особого труда, как только Гитлер продемонстрирует свою готовность к последующему прочному миру. То же самое Галифакс говорил еще в ноябре 1937 г.; в этом состоял коренной конфликт между сторонами. Веские доводы имелись у обеих. Британцы могли говорить, что делать Гитлеру уступки нет смысла – и даже крайне опасно, – если после каждой он просто переходит к более масштабной угрозе. Гитлер мог с равной убедительностью отвечать, что смог добиться упомянутых Галифаксом «разумных» уступок только путем угроз; примеры Австрии, Чехословакии и Данцига были тому подтверждением. «Мирный пересмотр», к которому в теории стремились обе стороны, был внутренне противоречивым понятием. Пересмотр предлагался в качестве способа избежать войны; но добиться его можно было только методами, которые эту войну приближали.

Неофициальные шведские посредники не могли похвастать особыми результатами своих усилий, хотя один из них, Биргер Далерус, остался на сцене, чтобы сыграть важную роль в финале кризиса. Гельмут Вольтат, один из главных экономических переговорщиков Геринга, перевел контакты на более практический уровень. Вольтат был важной фигурой, обеспечившей Германии экономический контроль над балканскими государствами. Он всегда был готов поговорить о потребности Германии в сырье и нехватке капитала, что вполне соответствовало мировоззрению многих англичан, принимавших современную им доктрину экономических причин войны. С 18 по 21 июля Вольтат находился в Лондоне, где встречался с сэром Хорасом Уилсоном и министром внешней торговли Робертом Хадсоном. Оба они напирали на выгоды, которые ожидают Германию, если та откажется от своей агрессивной позиции и пойдет на сделку с Великобританией. Хадсон соблазнял Вольтата перспективой огромного британского займа – согласно одному из отчетов, речь шла об 1 млрд фунтов, – который поможет Германии преодолеть трудности периода разоружения. Он добавил: «Данциг в мобилизованной Европе – это одно, а Данциг в Европе разоруженной и настроенной на экономическое сотрудничество – совсем другое»{51}. Уилсон предъявил написанный на почтовой бумаге резиденции премьер-министра меморандум, который, что неудивительно, исчез из британских архивов. В нем предлагалось заключить Англо-германский пакт о ненападении и невмешательстве, наряду с соглашением о разоружении, а также сотрудничать во внешней торговле. Подобная договоренность «позволила бы Великобритании избавиться от обязательств по отношению к Польше»{52}. Считается, будто Уилсон был невежественен в вопросах внешней политики. Но никто и никогда не обвинял его в нелояльности своему политическому начальству; невозможно себе представить, что эти предложения были сделаны без ведома или одобрения Чемберлена. Это и неудивительно, потому что они представляли собой программу англо-германского сотрудничества, на которую всегда возлагал свои надежды премьер-министр. Но даже Уилсон четко дал понять, что сначала должно быть выполнено одно условие: спорные вопросы между Германией и Польшей необходимо урегулировать на мирных переговорах.

Британское правительство можно простить за то, что оно продолжало напирать на выгоды, которые получит Германия, если возьмет курс на примирение. Настоящая его ошибка состояла в другом: британцы не смогли четко сформулировать свою собственную позицию на случай, если Гитлер выберет иной курс. Речи Чемберлена и Галифакса большого эффекта не возымели; Гитлер и в прошлом году слышал подобные заявления и знал им цену. Не произвели на него впечатления и затянувшиеся переговоры Британии с Советской Россией. Безотлагательно подписанный союзный договор мог бы его встряхнуть, но три месяца торга лишь укрепили его веру в себя. Невил Гендерсон по-прежнему пребывал в Берлине, и трудно поверить, что его враждебность к полякам прорывалась только в личных письмах домой. В мудрых советах при этом недостатка не было. В начале июля в Англии побывал граф фон Шверин, сотрудник германского военного ведомства. Он откровенно говорил: «Гитлер со словами не считается – только с поступками». Британцам следовало устроить военно-морскую демонстрацию на Балтике, ввести Черчилля в кабинет министров, направить во Францию ударную авиационную группу{53}. Эти советы проигнорировали. Люди не могут изменить свою природу, как бы они ни меняли свою риторику. Британские государственные деятели пытались найти компромисс между твердостью и соглашательством и, будучи теми, кем они были, разумеется, отыскали неверный.

Встреча Вольтата с Уилсоном давала объективное представление о взглядах Чемберлена, но в Германии не произвела почти никакого эффекта. Геринг, может, и был впечатлен, но Риббентроп лишь упрекнул Дирксена за то, что тот позволил ей состояться; Гитлер вряд ли вообще о ней слышал. Беседа Хадсона и Вольтата, несмотря на ее меньшую важность, вызвала больший резонанс. Информация о ней просочилась в прессу – по всей видимости, от британской стороны{54}. Цель этой утечки остается неясной. Возможно, все дело в простой болтливости Хадсона, а возможно, это была сознательная попытка сорвать переговоры с Советской Россией – желающих в правительстве было немало. Публикации привели к вопросам в палате общин, при ответах на которые решимость Чемберлена противостоять Германии выглядела еще менее убедительной, чем раньше. Советское правительство проигнорировало тогда эту историю, но позже напирало на нее как на удобное оправдание собственных сношений с Гитлером. Историку нет необходимости задерживаться на этих взаимных обвинениях. И британцы, и русские с благосклонностью прислушивались к предложениям с немецкой стороны, причем до конца июля британцы проявляли даже бóльшую заинтересованность. Однако переговоры о заключении англо-советского альянса провалились не по причине соблазнительных немецких предложений. Их погубила неспособность договориться. Обе стороны действительно хотели заключить соглашение, но не одно и то же соглашение. Британцам нужно было произвести моральную демонстрацию, которая позволила бы им договориться с Гитлером на выгодных условиях. Русским нужен был прочный военный союз, договор о взаимопомощи, который либо сдержит Гитлера, либо обеспечит его поражение. Британцы боялись за Польшу, русские – за себя. Их ночным кошмаром было немецкое вторжение в Россию, а не какое-то там смещение баланса сил в Европе в пользу Германии. Они искали союзников, а им предлагали отказаться от той свободы действий, которая у них пока еще была.

Но сильно ли бы изменилась ситуация, если бы какое-то англо-советское соглашение в самом деле удалось бы подписать? Союзы ценны, только когда выражают реальную общность интересов; в противном случае они ведут только к путанице и катастрофе, чему примером союзы Франции. Невозможно себе представить, чтобы британцы в обстоятельствах 1939 г. решительно и бесповоротно взяли на себя обязательства перед Советской Россией и против Германии, и столь же немыслимо, чтобы русские взяли на себя обязательства по защите сложившегося в Европе территориального устройства. Великобритания и Советская Россия в конце концов все же стали союзниками, но не в силу своей политики или своих принципов – Гитлер просто принудил их к этому. К 1941 г. умение выжидать покинуло Гитлера; он погнался за вторым зайцем, не догнав первого. В 1939-м дар терпения все еще был при нем. Его более слабые духом соотечественники, поддавшись тревоге, могли начать посылать сигналы в Москву или Лондон. Гитлер же хранил молчание. Англо-советским переговорам мешали не предложения немецкой стороны, а отсутствие таких предложений. Эти переговоры были начаты как изощренный ход в войне нервов. Они должны были поколебать решимость Гитлера, но вместо этого только ее укрепили. Гитлер поставил на то, что переговоры провалятся, и в очередной раз не ошибся. Он полагался не на знания или объективную информацию, но, как всегда, на свое шестое чувство, и оно его не подвело. Он был мастером войны нервов и в начале августа 1939 г., как казалось, одержал в этой войне очередную победу. Бесполезно рассуждать, предотвратил бы англо-советский союз Вторую мировую войну или нет. Но провал попыток создать такой союз стал одной из ее важнейших причин.

Уточнение: Эта речь Гитлера, подробно обсуждаемая здесь, противоречит другим его высказываниям в тот период, и я с самого начала сомневался в ее подлинности. Теперь нам известно, что это фальшивка, созданная, скорее всего, в немецком генштабе с целью запугать британцев. 23 мая Гитлер никаких речей не произносил, а большинство людей, якобы присутствовавших на этом мероприятии, попросту отсутствовали в Берлине[55].