отказался прийти. Посчитал, что звонок ни к чему, что эсэмэски достаточно. И это после того, как я послала ему мамину картину в виде почтовой открытки… Я надеялась. Сбыться этой надежде в очередной раз было не суждено.

Я хотела ему об этом сказать. Сейчас. За восемь минут до открытия. Это глупо, но, возможно, единственный способ отвлечься на следующие несколько часов. Мне необходимо избавиться от этого. Обозначить этой выставкой новое начало. Освободить сердце, душу и разум, высказав все невысказанное. Только так мне удастся снова найти место для себя самой. Для вещей, которые мне важны. И да… возможно, и для Симона.

Я сделала глубокий вдох. Села на крышку унитаза и наговорила папе голосовое сообщение. Это не был тщательно обдуманный текст. В нем не было резонерства. Не было выверки.

«Привет, папа. Я просто хотела, чтобы ты знал, что мне больно. Мне больно, что ты не в состоянии меня любить, потому что я напоминаю тебе маму. Мне больно, что при виде меня ты страдаешь и тоскуешь, что терпеть не можешь, когда я рядом. Я надеялась, что сегодня ты испытаешь каплю гордости за меня. Что разглядишь во мне чуть больше, чем просто тяжелое воспоминание. Разглядишь меня. Твою дочь. Твоего ребенка. Что улыбнешься мне. Но, похоже, ты не в силах. И я тоже не в силах больше лелеять надежду, пап. Я не могу больше снова и снова пытаться и в ответ получать лишь обиды. Я… я люблю тебя, пап».

Под конец у меня затряслись губы, и последние три фразы я сумела лишь хрипло прошептать. Экран перед глазами поплыл, когда я отпустила значок микрофона и отправила сообщение. Все. Не все, но достаточно, чтобы почувствовать некоторое облегчение. Так я, по крайней мере, говорю сама себе и что есть силы стараюсь не разреветься. Может быть, позже. Или завтра. Но не сейчас. В том числе из-за макияжа – не хотелось бы, чтобы за три минуты до начала поплыла тушь.

Три минуты.

О, господи!

Я вскочила, засунула телефон в клатч и рванула дверь. Не посмотрев в зеркало, я стремглав побежала обратно в выставочный зал.

– Алиса! – Герда стоит наготове возле дверей и руками делает мне знаки. – Наконец-то. Начинаем. Ты готова?

Слегка запыхавшись, я остановилась возле нее и натянула улыбку.

– Да, готова.

Или нет. Потому что к последовавшей суматохе я готова все же не была.

Я думала, посетители будут входить по отдельности, маленькими группами, и так весь вечер. Однако, кажется, они решили прийти все разом. Я думала, каждому удастся уделить больше времени, но не хватило времени даже толком поздороваться с Лео, Каллой и Симоном. Поскольку я нон-стопом пожимала руки людям, которым Герда представляла меня как А это мое новое открытие, Алиса Мейер, дочь Элен Мейер. Художники, коллекционеры, критики. Все – знакомые Герды и мамы, они говорили мне, что рады познакомиться со мной и моими работами. Мимо меня проносились имена, которые я забывала через три секунды. Их было просто слишком много за слишком короткое время. Я еще в жизни не получала столько приветствий и объятий от незнакомых людей.

– Держись, осталось немного. У тебя все получается, – шепнула мне Герда, которая до последнего момента не отходила от меня. Она с улыбкой пожала мне руку, которую через мгновение пожала дама, и ее я, в отличие от большинства, знала. Меня поздравила моя преподавательница.

– Большое спасибо. И спасибо, что пришли, – ответила я ей, как отвечала всем остальным. С момента открытия слова благодарности потеряли смысл, хотя я каждый раз произносила их от чистого сердца. Потому что действительно радовалась всем, кто пришел. Особенно Басти и Квону; оба пришли со своими дамами.

Час спустя – хотя, возможно, прошло два или три, я совершенно потеряла счет времени – толпа схлынула. Наконец можно спокойно поискать Симона и подруг. Его я увидела первым, потому что он выше почти всех остальных. Он стоял ровно между двух маминых работ. Мы встретились глазами, и он поднял свой бокал. Несмотря на всю суету, от меня не укрылось, как элегантно он выглядел. Белая сорочка, черные узкие джинсы. Кудрявые волосы убраны назад при помощи геля и на этот раз не спадают на лоб. Непривычно, но сексуально. Особенно потому, что так его красивое лицо лучше видно.

Но мы все были одеты красиво. На Лео маленькое белое платье, на Калле – длинное голубое. Присутствие подруг очень меня поддержало. Хотя они ничего такого не делали, кроме… ну да, кроме того, что просто пришли. К сожалению, обеим нужно уходить. Лео – потому что завтра утром она должна быть в Мюнхене, Калле – из-за менструальных болей. Было очень мило с ее стороны прийти, несмотря на недомогание. А Лео вообще проехала семь часов на поезде, а вернется она на самолете. И все это из-за одного часа вернисажа. Она даже целиком выходные не может провести с нами, поскольку вчера вечером должна была присутствовать на нетворкинг-встрече.

– Спасибо-спасибо-спасибо, что пришли! – Я обняла сначала Каллу, потом Лео. – Мне так жаль, что я почти не нашла времени для вас. – Я состроила извиняющуюся гримасу.

– Но именно это мы и хотели увидеть. Как нашу талантливую подругу окружают со всех сторон и как она разрывается между посетителями, потому что всем от нее что-нибудь нужно! – с гордостью проговорила Лео.

– Точно. Такое я ни за что не хотела бы пропустить! – Калла измученно улыбнулась. По ее лицу видно, что ей нехорошо. Надо было послушаться меня и остаться дома.

– Вы правда лучшие. И самые любимые!

– И самые умные, и самые красивые! – ввернула Лео.

– Лучшие во всем! Сообщите, когда доберетесь до дома, хорошо? А ты, Калла, выздоравливай. – Я погладила ее по спине.

Они ушли, и я, улучив минутку, подхватила бокал шампанского и подошла к Симону. Я надеялась, что он не чувствовал себя одиноко, поскольку остался без компании.

Однако его широкая улыбка свидетельствовала о том, что мои опасения были совершенно напрасны.

– Привет, суперстар!

– Я не суперстар, – тихо засмеялась я.

– Ну как это? Ты моя суперстар.

Моя. Всего три буквы, а по телу уже побежала теплая дрожь, хотя Симон, скорее всего, ничего такого не имел в виду.

– И как тебе? – спросил он и обвел глазами зал.

– Сумасшедший день. Я еще толком не осознала.

– А я осознал. – Симон смотрел мне прямо в глаза. – Все это – результат твоего таланта и упорной работы. Ты можешь собой гордиться, Алиса.

Господи, поцеловать бы его. Прижаться, смять в горсти гладкую ткань сорочки. Растрепать его уложенные кудри, пока его губы терзают мой накрашенный рот.

– Спасибо, я горжусь. – Мой голос прозвучал несколько сдавленно. Я собиралась продолжить, сказать ему, насколько мне важно, что он пришел, как вдруг в зале включился микрофон.

– Добро пожаловать! –