обратилась к присутствующим Герда. Она стояла возле моей любимой стены, где висели мамин пейзаж и моя работа «Докленд. Воспоминания». – Я рада, что многие из вас откликнулись на мое приглашение. Как вы, вероятно, знаете, первоначально была запланирована совсем другая выставка, которая не состоялась. Теперь я могу лишь сказать: к счастью. Иначе мы бы прошли мимо невероятно талантливой художницы – Алисы Мейер.

Я затаила дыхание и молилась, чтобы она не вызвала меня сказать речь. Я не подготовилась, не знаю, что говорить, я опозорюсь… Но Герда продолжила, и мое волнение улеглось:

– Ее работы подтолкнули меня организовать выставку с простым, но емким названием «Мать и дочь». По экспонатам видно, что название – это одновременно и программа. Поэтому я ограничусь несколькими словами, а работы скажут сами за себя. Желаю вам прекрасного вдохновенного вечера. – Она подняла свой бокал. – За Алису и Элен Мейер.

Впервые за вечер мне сдавило грудь. Но не от боли, как я опасалась. От гордости и благодарности, которыми переполнено мое сердце. Глаза защипало от слез. Слез радости.

Симон, заметив, погладил меня по спине. Словно хотел сказать, что вполне естественно дать волю эмоциям. Понятное дело, он не в курсе, что тогда будет с моим макияжем. Поэтому пока я позволила себе лишь улыбку, сморгнула слезы, а все сильные эмоции оставила на потом. Я помахала на себя руками, глубоко вздохнула, расправила плечи – и застыла.

Сердце среагировало не сразу, только секунду спустя оно забилось под ребрами подобно молоту. Я заморгала. Не веря своим глазам, я увидела, как Бекки подходит к Герде. Сколько она уже здесь? Зачем? Я была уверена, что она не придет.

– Все хорошо? – спросил Симон. – Что такое?..

– Я… я не знаю. – Судя по повседневной одежде, она либо не планировала прийти, либо проигнорировала дресс-код. Но еще больше, чем ее внезапное появление, меня беспокоила ее нетвердая походка. А также тот факт, что после короткой беседы Герда добровольно вручила Бекки микрофон. Что она, черт возьми, затеяла?

– Всем привет. Я Ребекка. Дочь номер два Элен и сестра Алисы, – произнесла Бекки заплетающимся языком. Я нервно искала глазами Герду, но чужие затылки закрывали мне обзор. – Я хочу сказать тост в честь моей талантливой сестры. – В голосе слышна неприкрытая издевка. – За Алису, лицемерку, каких поискать, которая за моей спиной трахает моего бывшего парня и устроила тут праздник, хотя без блата даже в университет бы не поступила.

Нет! Нет-нет-нет. Она не говорила этого. Не здесь, не в присутствии гостей. Я замотала головой. Однако судя по шепотку в толпе, это происходило на самом деле. Бекки пришла, чтобы опозорить меня перед всеми, чтобы испоганить мне вечер. Чтобы свести меня с ума – вот ее истинная цель. Я сунула Симону мой бокал и стала продираться сквозь толпу. Я должна хотя бы попытаться прекратить это.

– Алиса, подожди! – Симон пошел вслед за мной.

Я посмотрела на него упреждающе-просящим взглядом, давая понять, что хочу разобраться с сестрой сама.

Кивнув – хотя, очевидно, нехотя – он повиновался моему желанию.

Бекки продолжала свою речь, ее следующие слова грозили окончательно превратить этот вечер в кошмар.

– Но самая большая ложь – эта выставка. Наша мать была бы жива, если бы…

– Прекрати сейчас же! – крикнула я, и разом повисла тишина. Стало так тихо, словно люди одновременно перестали дышать. Головы повернулись в мою сторону подобно миллиону пик.

– Почему? – взревела Бекки в микрофон так, что толпа качнулась.

Это стало своего рода сигналом тревоги для Герды. Побагровев, она выдернула микрофон из рук Бекки.

– Думаю, Ребекка, тебе нужно уйти. Можешь прийти на выставку в следующий раз.

Нет. Так просто теперь от нее не избавиться. Не раньше, чем она скажет что хотела. Я вижу это по ее стеклянным глазам. По ее злобной ухмылке. Но очередную словесную атаку пусть совершит без зрителей. Я поймала ее за руку и потащила к выходу.

– Оставь меня! Сейчас же! – Но я игнорировала ее протесты и тащила дальше. Подальше от удивленных взглядов. От перешептываний. Подальше от выставки. В дождь, ветер и холод.

Отпустив ее, я сжала кулаки.

– Какого хрена? Зачем ты это делаешь?

Мои ногти впились в ладони, но голос звучал на удивление спокойно.

– Ты до сих пор злишься. Обижена. И я понимаю это. Но тогда выплесни свою злость на меня. Пожалуйста, можешь испортить выставку мне, но не Герде, не всем присутствующим. Вот это, – я показала рукой на вход, – часть маминого наследия. Часть нашего наследия. Моего и твоего.

Бекки затрясла головой и расхохоталась. Пугающим, почти маниакальным смехом, от которого мне стало страшно. Она, пошатываясь, подошла ближе, остановилась вплотную ко мне, и я уловила запах алкоголя.

– Нет, Алиса! Это не мое наследие, оно только твое. Мама все подарила тебе.

– Это не правда, Бекки. Картины принадлежат нам обеим.

– Но ты все от нее унаследовала! Талант! Внешность! Даже голос! Походку! Иногда ты смотришь, как она! – Слова сыпались, как град, она таращилась на меня безумным взглядом. – У тебя… у тебя все от нее, Алиса! Просто все! – выплюнула она с упреком. – А теперь… теперь у тебя еще и ее успех! И Симон. А я?

– У тебя есть я, – промолвила я тихо, подавляя в себе злость. Я больше не в силах это терпеть. Когда моя младшая сестра стоит вот так передо мной. Растворившись в слезах и усилившемся дожде. Трясётся и рыдает. Я чувствую ее отчаяние как свое собственное.

– Нет-нет. У меня никого нет! Никого, кто бы знал, каково это – ненавидеть себя, не выносить самое себя. Когда готов содрать кожу, чтобы только забыть! – Бекки запустила пальцы в волосы, стала их тянуть, драть.

Я схватила ее за руки.

– Перестань, Бекки, я боюсь за тебя.

– Пусть бы меня насмерть переехала машина.

– Бекки! – испуганно выкрикнула я. Страх и волнение выплеснулись в горячие слезы, которые смешивались с дождем. – Ну почему ты так говоришь?

– Да потому что я не могу больше. Не могу больше нести вину за смерть мамы!

– Но ты не виновата!

– Виновата!

– Нет! Это я убежала за помощью, Бекки. Это я вернулась слишком поздно.

Она стряхнула мои руки и отчаянно замотала головой.

– Я виновата в аварии. Я канючила. Я пнула ее сиденье, потому что она не разрешила мне шоколад. Из-за идиотского шоколада я пинала и пинала ее сиденье, пока она не обернулась, и… А потом случилось это.

Я раздраженно моргнула, пытаясь воскресить в памяти ее рассказ. О самой аварии я мало что помнила, даже когда старалась. Но я могла бы вспомнить кучу таких же ситуаций, где я выступала в главной роли. Поэтому никакой вины Бекки не было.

– Но… почему… почему ты никогда об этом не рассказывала? – Она правда не рассказывала. Ни о том, как случилась авария, ни о муках совести.

– Потому… потому что я не