Я пошла по крутым ступенькам одна. Вскоре и впрямьпоказалась крохотная площадка, а в стене торчало нечто, больше всего похожее нарычажок. Я подергала железку. Стена абсолютно беззвучно отъехала в сторону. Явысунулась наружу. Так, все правильно. Перед глазами предстал торговый зал.Слева – автомат и ларек с открытками, справа, словно изваяние, сидел Снап.Увидав голову хозяйки, торчащую из стены, ротвейлер сначала разинул пасть,потом недоуменно бормотнул:

– Гав.

– Не волнуйся, милый, – успокоила я собаку, – ты совершенноздоров. Я не твой глюк, скоро вернусь.

Дальше ступеньки привели к еще одной площадке. Я дернулавновь за рычажок и оказалась в подвале, в пространстве между шкафчиками дляодежды. Обозрев пустое помещение, я пошла назад.

На кухне у Татьяны Борисовны шел пир горой.

– Уж не знаю, правильно ли я сделала, – сообщила пожилаядама, – но дала ему еще йогурт, кусок сыра и бутерброд с паштетом. Только,по-моему, Хуч не наелся. Он все проглотил в мгновение ока и по-прежнемувыглядит несчастным.

– Хучик способен истребить запасы в «Рамсторе», – успокоилая Татьяну Борисовну, – и казаться умирающим от голода. Надо же, как интересно,тайный ход! Кто же его придумал? И как получилось, что он сохранился после всехперестроек?

– Не откушать ли нам чайку, – предложила Татьяна Борисовна,– с кексом и шоколадными конфетами? Грешна, люблю сладкое, а вы, Дарьюшка?Полакомимся, поболтаем…

Минут через десять Алтуфьева наполнила чашки. Все моизнакомые старушки пьют желтоватую водичку, которую невоздержанная на языкМанюня называет мочой молодого поросенка. Одни это делают из экономии, заливаютв чайник воду по десять раз: есть хоть какой-то оттенок – и лад­но. Другие,менее стесненные в средствах, пьют противный жидкий напиток из соображенийздоровья, боясь перегрузить сердце и сосуды. Но Татьяна Борисовна непринадлежала ни к той, ни к другой категории. Старушка заварила «Ахмад»,темно-коричневый, крепкий, настоящий чифирь, и налила его в изящные старинныечашечки, не разводя кипятком.

– Дом проектировал мой папенька, – завела она рассказ, – онобожал маменьку, женился, уже достигнув солидного общественного положения.

Борис Алтуфьев очень любил супругу, старался выполнять всеее прихоти. Кстати, Дарья была не капризна и не истерична. Мужа просьбами неизводила. Оказалось, что она домоседка. Балам и светским развлечениям мадамАлтуфьева предпочитала рукоделие и книги. Борис, небольшой любитель праздныхразвлечений, был готов ради молодой супруги таскаться по чужим гостиным.Дарьюшка же в первые полгода после свадьбы покорно наносила визиты вместе смужем. Но однажды она разрыдалась:

– Борис, отправляйся без меня.

– Что произошло, душенька? – изумился супруг. – Никак тызанедужила?

– Сердце мое, – всхлипывала жена, – более нет мочи по раутамходить. С души воротит, не гожусь я для светской жизни, уж не изволь гневаться,дорогой, дома останусь, скажусь больной, езжай один, авось княгиня непрогневается, коли скажешь, что я головой мучаюсь.

– Никуда я не поеду, – ответил Борис, – самому от гостиныхтошно.

– Что же тогда мы по балам крутимся?

– Так я ради тебя старался, полагал, молодой дамевальсировать хочется.

– Друг мой, – кинулась на шею мужу Дарьюшка, – по мне лучшев капоте, с книгой!

Так они и стали проводить время в халатах, у камина,выбираясь в гости только в случае крайней необходимости. Как многие дамы тоговремени, Дарьюшка обожала романы Джейн Остин и сестер Бронте. Много уютныхвечеров провели они с мужем, читая про замки, привидения и секреты. Поэтому,когда затеялось строительство дома, Борис решил сделать сюрприз любимой –тайный ход.

Увидав винтовую лестницу, Дарья всплеснула руками. Бориссмеялся, сюрприз удался на славу. Потом они с женой забавлялись, как дети,пользуясь тайным ходом…

Прошло время, грянул большевистский переворот. Алтуфьевымстало не до шуток. Сначала их выселили на третий этаж, потом Бориса арестовали,затем он сгинул в аду ГУЛАГа. Дарьюшка жила тихо-тихо, работала в издательствекорректором, больше всего боясь, что проклятые большевики доберутся и до нее сдочерью. Но страшная машина репрессий иногда давала сбой. Ни жену Алтуфьева, нидочь не тронули, более того, про них словно забыли. На первом и втором этажахютились в коммунальных квартирах жильцы. На третьем проживали Алтуфьевы.Правда, большая половина комнат, шесть из девяти, была отдана под нотариальнуюконтору, но все-таки у Танечки в тот год, когда погибла Дарьюшка, оставалосьцелых три помещения. Невероятная роскошь для москвичей тех лет.

Потом Татьяна Борисовна очень удачно вышла замуж заавиаконструктора. Коммунисты не трогали людей, успешно работающих на оборону, ктому же шла Отечественная война, и НКВД временно успокоился.

Шли годы, продолжалась жизнь. Родился сын, Костя, умер муж.Потом с первых двух этажей выселили коммуналки и начали оборудовать книжныймагазин. Татьяна Борисовна спустилась к директору и рассказала о тайном ходе.Мужчина пришел в восторг и велел строителям оставить все, как есть. Честноговоря, ему безумно понравилась Алтуфьева, у них даже случился роман. Идиректор пользовался винтовой лесенкой, чтобы незаметно подняться к своей даме.Из подвала ход открывался при помощи кнопки, спрятанной под батареей, а напервом этаже «ключом» служил старинный глобус, его следовало повернуть подопределенным углом, и часть стены сдвигалась.

Потом директор умер, пришел новый, но ему Татьяна Борисовнаничего не стала говорить, она хранила тайну довольно долго, открыв ее тольконескольким людям: сыну, его жене, Елене Карелиной и еще одной особе. Купивмагазин, Лена Карелина принялась его переделывать и мигом обнаружила секретныйход. Моя подруга, как все женщины, обожает всякие чудеса и секреты. К тому жеей было жаль разрушать винтовую лесенку. Запирающие механизмы работалиисправно, вот Ленка и решила оставить ход в целости и сохранности.

– Кому вы еще рассказывали о нем? – поинтересовалась я.

– Ах, детка, – вздохнула Татьяна Борисовна, – тут прямороман приключился!

И она пересказала мне историю с письменным столом. Я упорноахала, изображая невероятное удивление. Затем старушка продемонстрировала самописьмо и горестно вздохнула:

– Значит, и впрямь в доме был спрятан клад. Только,естественно, он давным-давно кем-то найден.

– Почему вы так думаете? Вдруг лежит себе и ждет вас!

Алтуфьева улыбнулась: