– Нет, конечно. Понимаете, Дарьюшка, комнаты много разперестраивались. На первом этаже вообще снесли все стены, кроме несущих…Правда…

– Что? – поинтересовалась я.

– Мне так думается, что захоронка находилась на второмэтаже.

– Почему?

Татьяна Борисовна подошла к хорошенькому комодику,украшенному медальонами, выдвинула ящичек, вытащила элегантный портсигар ивздохнула:

– Душенька, поскольку мы с вами родственницы, признаюсь ещев одном грехе. Ужасно, конечно, это совершенно неподходящее занятие для дамы,но я курю! Вот!

И она с лихостью подростка щелкнула зажигалкой. Ярассмеялась и вытащила «Голуаз». Алтуфьева пришла в полный восторг:

– Милая моя! Совершенно очевидно, что мы родные души. Что жекасается клада, то вот вам мои соображения.

На первом этаже особняка Алтуфьевых помещался зал для балов,гостиная, куда съезжались на визиты великосветские знакомые, столовая и кухня.

– Прятать что-нибудь там папенька бы никогда не стал, –поясняла Татьяна Борисовна, – слишком много посторонних имели доступ в этипомещения.

На третьем этаже, в правом крыле, помещались покои Танечки:детская, классная комната и спальня няни. Слева жили камердинер Бориса, двегорничные и повар-француз. Может, вам покажется странным, что детские покои икомнаты прислуги находились на одном этаже. Но, во-первых, их разделял огромныйхолл, девочка никогда не сталкивалась с обслуживающим персоналом, а во-вторых,так уж было принято в те годы. Детей любили, давали им отличное образование ибезукоризненное воспитание, но… Но до шестнадцатилетия наследников в гостинуюне пускали. Ко­гда в доме намечался прием, детям накрывали отдельный стол.Такова была система воспитания.

Сыновья и дочери обращались к родителям на «вы», никакихночевок в большой кровати матери или фамильярных отношений с отцом. Междустаршим и младшим поколением соблюдалась дистанция, впрочем, тот, кто читалписателей XIX века, и без меня знает о привычках дворянства тех, канувших впучину времени, лет. Поэтому Татьяна Борисовна сообразила, что и на третьемэтаже ничего не могло быть схоронено. Оставались комнаты на втором. В них жилиБорис и Дарья. Огромные спальни, кабинет, гардеробная, библиотека, ванныекомнаты, где-то там, в анфиладах, и таилось сокровище.

– Поймите меня правильно, Дарьюшка, – вещала ТатьянаБорисовна, – я, слава богу, отлично обеспечена, совершенно не нуждаюсь, сыта,одета, обута. От матушки остались кое-какие сбережения. Поверьте, материальнаясторона клада меня не волнует. Ну, рассудите сами, кому мне оставлятьнакопленное? Муж умер, единственный сын погиб…

Из родственников только внук да невестка. Но онаотвратительная женщина, хамской крови. Странно, что Костя решил именно ее взятьв жены. Мне не хочется даже упоминать ее имя и фамилию, гадкая особа, к тому женечиста на руку. Ну а с внуком я тоже практически не общаюсь. В детстве он былвылитый Костик и радовал меня этим, а потом начал все более и более походить намать, отношения наши свелись к нулю.

Правда, последнее время невестка стала мила, пару раззаглядывала в гости, приносила отвратительные, псевдошоколадные конфеты. Я,наивная душа, решила попробовать одну, чтобы сделать жене Костика приятное.Раскусила шоколадку, вроде ничего, хотя, конечно, дрянь отменная. А черездесять минут мне стало плохо, в голове все завертелось, легла в кровать ипровалилась в сон до следующего обеда. Понятное дело, что шоколадка былаиспорченной. Я потом на коробке срок годности нашла, представьте, душенька, онистек за два месяца до того числа, как бонбоньерка на стол попала! Естественноедело, мой организм, привычный к хорошим продуктам, не вынес и отреагировалстоль странным образом, хотя…

Она внезапно замолчала.

– Что? – тихонько поторопила я пожилую даму.

– Понимаете, душенька, – с достоинством ответила ТатьянаБорисовна, – вот моя новая родственница, тоже Дарья Ивановна Васильева, ну та,которая письмо принесла, припоминаете?

Я кивнула. Еще бы не помнить. Только никакая она не ДарьяИвановна Васильева, а Ксения Шмелева, решившая поживиться за чужой счет.

– Вот она, милая такая девушка, – продолжала Алтуфьева, –стала сюда каждый вечер заглядывать. Она сирота, вот душенька и тянется кпожилым людям.

Я вздохнула. Бедная Татьяна Борисовна, считающая всех,носящих имя Дарья, своими родственниками обмануть старушку ничего не стоит. Амежду прочим, у Ксении жива мать, кстати, очевидно, весьма энергичная особа,если вышла на пороге семидесятилетия замуж.

– Она тоже привезла конфеты к чаю, но свежие, вкуснейшие, –повествовала старушка, – и вот удивление! Я, душечка, всю жизнь бессонницеймаюсь, а тут съем пару шоколадок, и веки прямо каменеют, бегу в кроватку, апросыпаюсь затем около полудня. Я сначала решила, дело в погоде, но потомпоняла – шоколад. Это он на меня лучше таблеток действует.

Я опять вздохнула. Конфеты тут ни при чем, вернее, ассорти,выпускаемое на фабрике, абсолютно безвредно. Просто Ксюша накачала вкусные«Трюфели», «Белочки» или «Мишки» лошадиной дозой снотворного. А когдадоверчивая Татьяна Борисовна удалялась в опочивальню, девица вновь входила вквартиру и принималась за обыск. Очень уж Шмелевой хотелось получить богатство!

– И вы ей рассказали про тайный вход, – скорейутвердительно, чем вопросительно сказала я.

– Как-то само собой вышло, – ответила старушка, – мы вспоминалипрошлое, ну я и обмолвилась невзначай. Она пришла в такой восторг, пару разтуда-назад сбегала по лестнице, все ахала и восклицала: «Господи, как здорово!»

– Татьяна Борисовна, а кто еще в курсе существованиявинтовой лесенки?

Пожилая дама принялась загибать пальцы:

– Естественно, мой супруг, потом сын и его жена, вот незнаю, сообщила ли она внуку… Олег Николаевич…

– Это кто?

Татьяна Борисовна зарделась.

– Первый директор книжного магазина, помните, ярассказывала, мы с ним нежно дружили, еще Елена Карелина, которой принадлежит«Офеня», Дарья Ивановна и вы, ангел, все на этом.

Лежа на диване и ощущая, как Хучик мирно сопит у меня подбоком, я размышляла о ситуации. Значит, так, подведем итог, расставим точки над«i», систематизируем наблюдения, подобьем бабки…