Можно, конечно, говорить о том, что «Пражская весна» дала толчок последующим кардинальным переменам в восточной части Европы, но все-таки это разные вещи – чехословацкие события 1967–1968 гг. и обвал всего социалистического содружества в 1989–1991 гг. «Перестройка» Горбачёва по своей разрушительной силе остается на первом месте.

Оценивая истоки реформаторских настроений в Чехословакии, обращусь к своей книге, изданной в 1996 г.: «В основе своей „Пражская весна“ являлась общественным движением широких масс чехов и словаков, членов КПЧ и беспартийных. Этот процесс вызрел в недрах социалистического строя, пораженного тяжелыми недугами, терявшего динамику и свои преимущества, не сумевшего преодолеть последствия сталинизма. Фактически движение обновления и реформ было инициировано внутри компартии Чехословакии деятелями и группами номенклатурной элиты и просоциалистически и либерально настроенными представителями интеллигенции. Наиболее дальновидные деятели партократии, если пользоваться нынешними штампами, видели кризис системы власти и управления обществом и искали выход на основе достижений послевоенной общественной мысли. В целом в их понимании шла речь об „улучшении“ социализма, о его обновлении»[602]. Несмотря на временную дистанцию, эта оценка представляется актуальной и сегодня. Добавлю лишь, что ведущие чехословацкие реформаторы симпатизировали идеям европейской левой социал-демократии.

В то же время по мере «расширения демократизации», особенно после смены прежнего руководства ЧССР[603], в стране множились политические группировки, выступавшие как общественные движения, клубы или ассоциации, подвергавшие радикальной критике или полностью отрицавшие достижения социализма и открыто требовавшие оттеснения компартии от власти, возврата на капиталистический путь развития.

Атмосфера в стране динамично менялась, влияние КПЧ ослабевало. Инициатива постепенно переходила в руки новых политических сил, которые не торопились объявлять себя партиями, но оказывали постоянное давление на партийно-государственное руководство через чехословацкие СМИ и в целом вне рамок официальных структур, в частности, через западные информационные каналы.

Президент Вацлав Гавел в этой связи впоследствии отмечал, что поведение коммунистических верхов в тот момент было двояким – «они симпатизировали этому общественному подъему и одновременно боялись его, опирались на него и одновременно хотели его затормозить. Им хотелось открыть окна, но они боялись свежего воздуха, им хотелось реформ, но лишь в границах своих ограниченных представлений, чего народ в своей эйфории великодушно не замечал, а на это надо было обратить внимание. Так что они, скорее, просто семенили вслед за событиями, а не направляли их. Само по себе это не имело значения, общество могло обойтись и без их помощи. Опасность была в том, что руководство, не имея четкого представления о том, что происходит, не представляло себе, как это защитить». По мнению Гавела (об этом говорил и известный реформатор, секретарь ЦК КПЧ Зденек Млынарж), руководители постоянно уговаривали себя, что им как-то удастся объяснить ситуацию советскому руководству, что они что-то наобещают Москве и тем самым ее успокоят[604].

Руководство КПЧ допустило немало ошибок. Сам Дубчек явно переоценил свою популярность и свои возможности сохранения власти. В Праге не смогли понять (или не захотели признать свое заблуждение), что в рамках жесткой союзнической системы, каким был Варшавский договор, трансформации марксизма-ленинизма в политической практике могут быть допущены только в пределах опыта, познанного и одобренного в «центре» – в Советском Союзе. Об этом, в частности, свидетельствовала имевшаяся начиная с первых послевоенных лет практика существования советской сферы влияния: дискуссия Сталин – Тито, переросшая в конфликт двух партий и государств и охватившая все коммунистическое движение; спор Сталина и затем Хрущёва с Мао Цзэдуном, приведший к обострению советско-китайских отношений и имевший колоссальные негативные последствия для всего мира социализма. Эти крупные столкновения обрастали множеством других (правительственная программа Имре Надя в Венгрии или попытки реформ в ГДР).

Развитие событий в Чехословакии (с января по май 1968 г.) все более беспокоило руководство Советского Союза и его союзников – Польши, ГДР, Венгрии и Болгарии. «Друзья» боялись повторения венгерской революции 1956 г.

Дело было не в отходе от «канонического социализма». Намечалось дистанцирование еще одной страны от Варшавского договора, от Москвы. Албания отошла раньше. Румыния, которую с марта 1968 г. перестали приглашать на встречи лидеров «пятерки», продолжала лавировать, то делая акцент на западные страны, особенно Францию и США, то демонстративно укрепляя связи с Китаем. Во Вьетнаме бушевала настоящая война, в которую все сильнее втягивались американцы.

В этой обстановке Л. И. Брежнев как генеральный секретарь ЦК КПСС, несший персональную ответственность за отношения с социалистическими странами, в том числе с ЧССР, пытался за счет активизации политических средств, в частности личной дипломатии, повлиять на Дубчека и его товарищей. Хотя Брежнев уже заявил о себе как весьма опытный деятель, авторитетный лидер Советского Союза, многого он не добился. Обещания Дубчека были довольно скупыми и расплывчатыми, и при этом отсутствовали гарантии их выполнения.

Продолжались закрытые встречи союзников по советскому блоку. Они проходили в духе так называемой доктрины Брежнева, предполагавшей коллективную ответственность за судьбу социализма. Изучался опыт подавления венгерского восстания 1956 г. «Братья» делились информацией, убеждали друг друга, давали советы «советским товарищам». Москва на этот раз не отпускала «союзные страны», ей не хотелось действовать в одиночку. Вспомнился советско-югославский конфликт и возникшая по его ходу идея опоры на «здоровые», т. е. просоветские силы, хотя применительно к Чехословакии высказывались сомнения в их готовности к решительным действиям. Например, А. Н. Косыгин после поездки в Чехословакию не верил в способность властей предержащих повернуть дело «в нужном направлении».

КПСС активизировала все каналы влияния, вплоть до местных партсвязей. Увеличивала обороты партийная пропагандистская машина. Идеологической работой на чехословацком направлении, в том числе деятельностью специально созданной пресс-группы, включая издание газеты на чешском языке и запуск «серой» радиостанции, вещавшей на Чехословакию с территории ГДР, руководил А. Н. Яковлев, первый заместитель заведующего Отделом пропаганды ЦК КПСС, награжденный после августовских событий 1968 г. орденом Октябрьской революции.

Однако критики модели «социализма с человеческим лицом», политического плюрализма и намечавшегося поворота во внешней политике ЧССР было уже недостаточно. Организацией идеологических конференций, «радиоголосами» и листовками нельзя было исправить положение. В июле чехословацкие руководители сделали для себя вывод, что больше не будут участвовать в коллективных обсуждениях ситуации в их собственной стране. Они не поехали в Варшаву, куда их приглашали, но заявили о готовности к двусторонним встречам. В Праге все больше и больше ориентировались на предстоящий съезд КПЧ. А вот этого как раз опасались в Москве: вполне реальной представлялась смена власти в Чехословакии мирным путем.

Позиции сторон расходились весьма существенно. В Москве считали, что КПЧ сдает позиции и в стране разворачивается контрреволюция. Понятно, что в Праге не соглашались с подобной констатацией и заявляли, что КПЧ контролирует обстановку и что все проблемы можно решить