Началась Отечественная война. Габриэлю былодвадцать лет. Возраст считался призывным, однако незадолго до этого он сломалногу, и кость неправильно срослась. Спустя некоторое время Брянск был сданнемецким войскам. Через несколько дней после этого события Габриэль попал водну из первых облав и был в числе других молодых людей отправлен напринудительные работы в Германию. Однако по пути эшелон завернули во Францию.Бошам нужны были рабочие руки и здесь, на строительстве военных объектов. Крометого, иногда они пытались заигрывать с пленными и предлагали им перейти наслужбу в «доблестные германские войска». Отец не однажды рассказывал мне, чтоон чувствовал тогда. Живя в России, он привык всего бояться. Привык держатьсятише воды ниже травы. Привык считать каждую копейку и дрожать над каждым куском.Его не оставляли горькие, растравляющие душу мысли о том, какой могла быть егожизнь, если бы не была уничтожена его семья. Если бы Россию не погубилибольшевики – а он, надо сказать, был убежден в этом... Он ненавиделбольшевиков. И был горько обижен тем, что для французов, среди которых он вдругоказался, он – такое же опасное, дикое, страшное существо, каким они считалибольшевиков, а значит, и всех русских. Он не понимал французской речи, но безслов ощущал неприязнь. Ну что же, он привык отвечать на неприязнь тем же.Однако здесь, в этой чужой стране, у него впервые появилась возможность статьсильным. Восторжествовать над теми, кто презирал его. Поэтому он без раздумийпринял предложение вступить в карательный отряд. Конечно, Франция не знала такихужасов немецкой оккупации, как Советский Союз. Конечно, партизанское движениездесь не было таким сильным, таким всенародным. Однако не случайно офранцузском Сопротивлении – Резистанс – знает весь мир. И Габриэль оказалсясреди тех, кто подавлял очаги этого Сопротивления. Но он любил повторять, чтобог присматривает за ним... Даже тиф, от которого он чуть не умер еще ребенком,был послан богом, не сомневался Габриэль. Иначе он умер бы в Сибири или еще попути туда, как его мать и отец, братья и сестры. А так получил возможностьвыжить. Даже пуля, которая прошила ему грудь в первом же бою с отрядом маки[21], былапослана богом. Иначе он стал бы зверем и палачом. А благодаря этой пуле получилвозможность остаться человеком... Габриэль был ранен очень тяжело, и к немупозвали священника, чтобы наставить в последний путь. Надо сказать, что воФранции в то время было не так уж мало русских священников, да и вообще –русских. Первая и вторая волны эмиграции – вы, конечно, слышали об этом. ОтецИлларион уехал из России еще совсем молодым – после окончания семинарии в 1919году. Большая часть его жизни прошла во Франции, но душа принадлежала России. Ион посвятил жизнь тому, чтобы возвращать на путь истинный все заблудшие русскиедуши, которые встречались ему. Илларион был вещий человек. Он сказал Габриэлю:ты выживешь, сын мой, ты узнаешь счастье, если перестанешь ненавидеть своюРодину. «Ты же не можешь ненавидеть свою мать, несмотря на то, что она умерла иоставила тебя одного, верно? – сказал он. – Когда-нибудь вывстретитесь в вечной жизни и обретете друг друга вновь. Так и Россия – онаумерла для тебя, чтобы ты обрел ее в вечной жизни». Отец Илларион много чегоговорил Габриэлю. Тот выздоровел не только телесно, но и духовно. Конечно,произошло это не сразу. Но окончательным днем своего выздоровления и дажевоскресения Габриэль – и многие его сослуживцы, которых я знал, – считаюттот день, когда их воинская часть ушла из Монруа...

Монруа едва не постигла судьбаОрадур-сюр-Глан. Когда стало известно о высадке союзников, боши согнали всехжителей этого городка в церковь и подожгли ее. Все сгорели. И вот сталоизвестно, что есть приказ так же разрушить Монруа и сжечь его жителей. Многиебежали, но некоторым некуда было бежать, и тогда власти городка попросили отцаИллариона попытаться образумить русские карательные части. Именно русским былопоручено уничтожить этот город... Конечно, там были и западные украинцы, имолдаване, и грузины, и поляки, однако их всех называли русскими. Отец Илларионпошел в казармы. Ему удалось убедить карателей не трогать город и жителей, ивоинская часть просто ушла.

Конечно, на деле все это было не так ужпросто... В казармах вспыхнула перестрелка. Габриэль, который горячее всехподдерживал отца Иллариона, снова был ранен. И снова через боль и муки онпришел к своему счастью. Уходя, отряд оставил его на попечении жителей Монруа.Он лежал в доме одной старой женщины, у которой гостила ее племянница,приехавшая из Нуайра. Она была скромна, тиха, некрасива, она выглядела каксамая настоящая старая дева – ей было уже под тридцать. Именно ее заботы спаслижизнь Габриэлю. Да и старая дева спаслась от своей унылой участи, потому чтовлюбилась в раненого русского. В войну все делалось быстро... Отец Илларионобвенчал их по православному обряду, когда переполошенная тетушка заметила, чтоее худосочная племянница подозрительно располнела. Правда, первые роды моейматери оказались неудачными, мой старший брат родился мертвым. И потом прошлоеще двенадцать лет, прежде чем моя мать смогла снова зачать ребенка. Она родиламеня, когда ей было за сорок: в 1957 году. Мои родители жили очень счастливо. Ине только потому, что нежно любили друг друга. Габриэль, сам того не зная,женился на богатой наследнице из старинного французского рода. Отцу ШарлоттыРабутен – так звали мою матушку в девичестве – принадлежали виноградники нетолько в Бургундии, но и на юге, в Тулузе. Свое состояние тесть Габриэля сделална производстве вина и торговле им. Габриэль оказался хорошим помощником в этойобласти, а также расширил вложения в другие сферы деятельности.

Меня он приучал входить в дела нашеготоргового дома чуть ли не прежде, чем я пошел в лицей. Виноторговляинтересовала меня мало. Я владею крупной транспортной фирмой, у меня всегдабыли собственные и очень немалые средства, вдобавок все свои ценности мнеоставила мать, умершая десять лет тому назад, поэтому я очень малоинтересовался теми деньгами, которые должен был получить в наследство от отца.Дело в том, что в юности я попал в очень неприятную историю, чтобы вытащитьменя из нее, отцу пришлось очень много заплатить. Это была драка... Человек, скоторым я дрался, пошел в тюрьму, ну а мне удалось откупиться. Но я дал тогдаотцу слово, что, во-первых, никогда больше не буду решать своих проблемкулаками, а во-вторых, что буду впредь рассчитывать только на свои силы. Я таки поступал. Именно поэтому я не забивал себе голову мыслями о состоянии отца.Только после его смерти я узнал, что оно составляет около пятидесяти миллионовфранков, или, в пересчете на нынешние деньги, около восьми миллионов евро.

Три года назад отец мой умер. Я встретился сего поверенным, парижским нотариусом мэтром Мораном, – мир тесен, неправда ли, друзья мои? Ваш приятель был поверенным моего отца! – и узнал,что наследником отцовского состояния являюсь не только я.

Мэтр Моран передал мне письмо Габриэля. Япомню его наизусть, ну, быть может, ошибусь в слове или двух.