– На его счастье, Сорогин даже не подумалзапереть дверь. А молодой человек был слишком озабочен тем, чтобы удержатьсвоего спутника в вертикальном положении. Так что Вятский свободно вошел вквартиру, выждал, пока юноша отлучился на кухню, – и убил Сорогина ударомножа, который в последнее время носил с собой, держал наготове. Вятский особоподчеркнул, что хоть и мечтал о предсмертных мучениях жертвы, но все-такиприкончил Сорогина «милосердно» – одним смертельным ударом, о котором прочиталв каком-то из рассказов жертвы. Затем убийца вышел вон, никем не замеченный,однако сразу не скрылся – затаился во дворе, подождал, пока из дому выскочилнасмерть перепуганный юноша и кинулся бежать куда глаза глядят. Вятский тожехотел отправиться восвояси, с чувством, так сказать, исполненного долга, однакотут во двор влетела «Скорая», врач ринулся в тот подъезд, в котором находиласьквартира Сорогина, – и Вятский забеспокоился. Ему стало казаться, что онне убил Сорогина, а только ранил, и он решил не уходить, пока не убедится, чтос «ненавистным писакой» – это его слова, – уточнил Капитонов, –покончено. Вслед за «Скорой» приехала наша машина, и Вятский почти поверил, чтосделал свое дело успешно. И все же он еще ждал час или два, пока из дому невышел доктор, не сел в «Скорую» и не сообщил своему шоферу, что наверху – труп.

– Дверца! – вскричал Веня. –Дверца не закрывалась! Я помню, было такое ощущение, что дверцу кто-то держит!А это он стоял и слушал наш разговор!

– Видимо, так оно и было, – кивнулКапитонов.

У Вени похолодела спина. Вспомнил, как сидел вмашине с открытой дверью, болтал с водителем, а в метре от него стоял убийца.Маньяк, по сути дела! Интересно, как поступил бы он, узнав, что Сорогина чудомудалось-таки спасти? Уж не решил бы отомстить не в меру человеколюбивомудоктору, не ткнул бы и его ножиком в бок? Тем же «милосердным» ударом?..

Вот этот запоздалый страх и заставил сейчасВениамина облиться холодным потом. Но через миг он смог свободно перевести дух,потому что вспомнил: нож Вятского оставался в квартире Сорогина. Не носил же онс собой целый «кухонный набор»! А потом, что-то долго до Вени доезжает, охдолго! Поперся тогда домой к Вятскому предъявлять убийце обвинение... С умасошел, конечно. Вот и трясись теперь, как заячий хвост, в запоздалом испуге!Воистину, русский мужик задним умом крепок.

По счастью, дрожь его осталась никем незамеченной. Капитонов продолжал свой рассказ:

– Узнав, что месть свершилась: Сорогин всамом деле убит, – Вятский удалился с чувством исполненного долга. Но этооблегчение, по его словам, он ощутил только в первые минуты, ну, часы, а надругое утро его начало мучить раскаяние. И чем больше проходило времени послеубийства, тем большая тяжесть наваливалась на душу. Особенно когда Лариса сновапопыталась покончить с собой. Отец не решился рассказать ей о совершенноймести: побоялся напомнить о том страшном случае на Сортировке, – однакотеперь понял, что напоминать Ларисе нет никакой надобности. Она этого никогдане забудет. Ее психика окончательно надломлена. Пролить кровь Сорогина – еще незначило исцелить дочь. Это открытие доконало Вятского. А уж когда к нему явилсясо своими разоблачениями доктор Белинский...

– Он и про это написал? – вскричализумленно Веня – и тут же заметил, что взгляд Капитонова вильнул в сторону.Вильнул – и тотчас проворно вернулся, вновь приковался к задержанным, однакоВеня присосался к Капитонову, как пиявка: – Договаривайте уж, раз начали! Написалили нет?

Его трясло от возмущения и обиды. «Я не смогна него, на убийцу, донести, а он... а он заложил меня?! Человека, который спасего дочь, который, можно сказать, закон преступил ради него! Неужели донес?»

– Нет, – буркнул наконецКапитонов. – Успокойтесь. Он написал только одно: «Передайте приветдоктору Белинскому. Я ему очень многим обязан». Сказать по правде, я решил, чторечь идет о том, что вы спасли Ларису при этой попытке суицида. Но стоило мнеувидеть вас здесь, как у меня в голове словно щелкнуло что-то! – Капитоновприщелкнул пальцами у виска, иллюстрируя свои слова. – Я мгновенно связалконцы с концами. Если вы добрались до настоящего имени Сорогина, если оказалисьздесь, значит, вы вполне могли докопаться и до роли Вятского в этом деле. Ведьтак? Так оно и было?

– Ну так, – неохотно согласилсяВеня. – То есть не то чтобы... Я просто предположил... это была попыткаугадать...

– Погодите! – воскликнула Фрида,которая сидела все это время неподвижно, словно какая-нибудь каменная баба в степи.Если они, конечно, сидят, а не стоят, эти самые бабы. – Какая Лариса?Какой Вятский?! Какая месть? Сорогин, что, переспал с этой девкой, иразгневанный папаша его... – Она сделала жест, напоминающий ударножом. – Ни за что не поверю! Это полная чушь! Творчество поглощало всегоСорогина целиком, без остатка, налицо была полная и классическая картинаабстинентного синдрома. По сути дела, он являлся почти импотентом, я же помню,сколько сил мне приходилось потратить, чтобы заставить его... – Она на мигосеклась, поняв, что выдала то, что, быть может, хотела сохранить в тайне, но вследующую минуту вызывающе вздернула голову.

– Нет, речь идет не обизнасиловании, – неприязненно сказал Капитонов. – Кстати, как японял, вы имеете прямое и непосредственное отношение к э-э... творчествуСорогина? Тогда вам будет любопытно прочесть вот это. Информация о прямом инепосредственном результате ваших совместных с Сорогиным усилий.

Он достал из папки отснятый на ксероксебольшой лист, свернутый вчетверо. Даже не глядя, Веня заранее знал, что этотакое. Но все-таки бросил косой взгляд. И сразу заметил крупный заголовок:

«ЛЮДОЕДКА ЭЛЛОЧКА ЖИВЕТ В НИЖНЕМ?»

Правильно, он так и предполагал.

Фрида, высоко, в точности как Капитонов,вскинув брови, взяла листок, причем лицо ее приобрело отчетливо брезгливоевыражение.

«Погодите, госпожа Голдфингер! – сугрюмым злорадством подумал Веня. – То ли еще будет, когда прочтете!»

И он не ошибся. Гримаса отвращения и недоверияисказила тяжелое лицо Фриды.

«Может, теперь она задумается? Может, наконецтеперь поймет, что нельзя безнаказанно плодить монстров?!»

Фрида раздраженно отшвырнула листок ивыдохнула:

– Это... ужасно! Это отвратительно! Этотакая профанация!

– Что? – разом переспросилиКапитонов и Белинский, не поверив собственным ушам.