«Дорогой сын, – писал мой отец, – яобращаюськ тебе накануне смерти с просьбой понять меня и не судитьслишкомстрого за то, что на первый взгляд покажется тебе великойнесправедливостью,а на самом деле является именно попыткой быть справедливым изаплатитьсвои долги. Я не только люблю, но и глубоко уважаю тебя.Явосхищаюсьтвоим умом, твоей душой, твоим благородством, твоей деловойсметкой.Но больше всего я восхищен твоей гордостью и самостоятельностью.Тысостоятельный человек, преуспевающий делец – и этим обязан толькосебе, своейоборотливости, своей удаче. Ты ни разу не нарушил слово,которое дал мне в юности.Именно поэтому я убежден, что могу воззватьк твоему великодушию и быть понятымправильно.

Ты и твоя мать были счастьем всей моей жизни,но путь к этомусчастью открыл мне человек, о котором ты не раз слышал. Это отецИлларион.Он давно упокоился, душа его теперь на небесах, там, где иполагаетсябыть душе человека воистину святого, каким он был и при жизни.Однакоменя всегда угнетало ощущение неисполненного долга по отношению кнему.Никаких слов недостало бы, чтобы выразить мою благодарностьэтому человеку. Авсе мои богатства были для него прахом и тленом,он не хотел принимать никакоговознаграждения или материальной помощи,предпочитая довольствоваться малым вжизни, как истинный подвижники даже святой человек. Поэтому после его смертимною овладела мысльвознаградить хотя бы его родственников. Я давно знал, что вРоссииу отца Иллариона остался родной брат. Вмиру отец ИлларионзвалсяМирославом Сергеевичем Понизовским, ну а имя его брата – Ярослав.ЯрославСергеевич Понизовский...»

– Что? – вдруг встрепенулся Мирослав. –Что вы сказали? Но ведь так... но ведь именно так звали моего прадеда!

– Да, – кивнул Жерар. – ОтецИлларион – ваш родственник. Но позвольте мне договорить. Вернее, дочитатьнаизусть это удивительное послание.

«История нашей собственной семьи, – писалдалее мой отец, – показывает тебе, каким безжалостным мечомударилареволюция по судьбам людей и по их семьям. То же произошло и ссемьейПонизовских. Отец Илларион накануне этих кровавых событий сталсвященником,Ярослав был еще совсем ребенком и учился в гимназии. Но у негоимелисьеще один брат и сестра. Брат Владислав – старший среди всехПонизовских –служил в действующей армии и погиб еще во времязнаменитого Брусиловскогопрорыва в июне 1916 года. Сестра Варвара,мечтавшая сделаться художницей, увлекласьмодными тогда разрушительнымифутуристическими течениями и ушла из дому, сталажить в какой-то коммунехудожников, а проще – в вертепе. После того как старикПонизовский,действительный статский советник и человек строгих правил,узнал,что дочь появляется на вечеринках в своей коммуне голой ипроповедуетсвободную любовь, он отказался от нее и проклял самое ее имя. Итемне менее отец Илларион вспоминал о сестре с нежностью и печалью. Онсчиталсебя несовершенным священником именно потому, что брался спасатьдуши чужих емулюдей, а родную ему душу – сестру! – спастине смог. Варвара приняла революцию свосторгом. Отец Илларион уехалво Францию. Старик Понизовский осуждал его заэто, твердил, что умеретьнадо на родине. Он не отпустил в чужую страну ни жену,ни младшегосына, ни вдову Владислава. След их замело ветром революции,запорошилоее пеплом. Долгие годы я искал этот след, искал их потомков.Кое-чтоначало проясняться только сейчас. Многое еще предстоит уточнить,однакоесть у меня печальное предчувствие, что результаты моих поисков яуже неуспею узнать, господь призовет меня. Поэтому я решил поступитьтак. Согласнозаконам нашей страны, я могу поделить свое состояниена четыре части, с темчтобы моему прямому наследнику – то естьтебе – досталось двадцать пять процентов.Остальные три четвертия намерен разделить между наследниками родственников отцаИллариона – в том случае, если они будут отысканы в течение трех ближайшихлет,до конца 2002 года. Если этого не произойдет, то все деньги отойдуттебе. Ябуду знать, что сделал все, что мог, для того, чтобы выразитьсвою невыразимуюблагодарность отцу Иллариону и искупить свой неискупимыйдолг по отношению кнему.

Еще раз повторю: я верю, что ты поймешь меняправильно и одобришьмои действия. Не допускаю даже тени мысли, что ты сможешьоспоритьэто завещание, ибо я знаю твое благородство и твое великодушие. Ноесливдруг... прости, ради бога, прости меня за это оскорбительноепредположение! –если вдруг тень сомнения и искушения коснетсятвоей души, молю тебя: отринь ее.Взываю к тебе именем твоей материи именем этого святого человека – отцаИллариона. Ты богат исчастлив. Дай возможность и другим людям стать таковыми же– и господь благословит тебя, как делаю это я. Твой любящий отецГабриэльФилиппофф, Гаврила Филиппов».

Жерар помолчал, словно закрыл кавычки.Посмотрел на Мирослава, усмехнулся:

– Та-ак... По вашему лицу я вижу, что выуже кое-что начинаете понимать!

– И не только он! – возмущенновоскликнул Алекс. – Нам тут всем все стало понятно. Значит, это вы стоитеза всем этим кошмаром? Так получается? Именно в вашу, стало быть, пользуМирослава принуждали отказываться от своих прав? Теперь понятно, теперьпонятно!

Лера так и ахнула, пораженная этимуничтожающим высказыванием. Обидно стало за жениха, но... логика убийственная!С другой стороны, зачем Жерару сейчас истово исповедоваться в собственныхпреступлениях? Смысла нет. Что-то здесь не так, Алекс не прав.

Жерар посмотрел на обвинителя недоумевающе,нахмурился, как будто смысл этих слов не доходил до него. И вдруг лицо егостало отчужденным, голос от возмущения – низким, сбивчивым:

– Что вы... что вы... как вы смеете,мсье? В прежние времена я вызвал бы вас к барьеру и потребовал сатисфакции!Извиняет вас только одно: вы еще не дослушали до конца мою историю. Хотя...хотя у меня сейчас возникло большое искушение продолжить мой рассказпо-французски. Чтобы как следует помучить вас неутоленным любопытством. Вывполне заслуживаете этого наказания. И если я этого не делаю, то лишь потому,что вы должны, вы просто обязаны принять участие в последующем разговоре!Итак...

Он обвел глазами ошеломленного Мирослава,ничего не понимающую Николь, изнервничавшуюся Леру, озлобленного Алекса ипродолжил: