Итак, проституция есть явление, свойственное исключительночеловеку. Животные и растения абсолютно аморальны. Они никакого отношения кантиморальному не имеют, а потому им знакомо только явление материнства. Такимобразом в этом скрывается одна из глубочайших тайн сущности и происхождениячеловека. Тут пора внести поправку в найденные нами положения, поправку,которая мне кажется все более необходимой по мере дальнейшего углубления вприроду разбираемого вопроса: проституция является такой же возможностью длявсех женщин, как и физическое материнство. В ней, пожалуй, следует видетьнечто, свойственное каждой женщине, как бы ингредиент всякого животногоматеринства10. Наконец, она является чем-то соответствующим тем особымкачествам женщины, благодаря которым мужчина представляет из себя нечто больше,чем животный самец. В связи с антиморальным элементом в мужской природе, к немуздесь присоединился новый факт, связанный с простым материнством животного.Этот факт ведет к самому глубокому различию, которое лежит междуженщиной-человеком и самкой-животным. То исключительное значение для мужчины,которое могла бы приобрести женщина, как проститутка, послужит предметом нашегоразговора в конце всего труда. Происхождение и основная причина проституции досих пор еще остается и, пожалуй, останется навсегда глубокой загадкой.

В этом исследовании, которое сильно растянулось, но неисчерпало, даже не задело всех явлений, лежащих в сфере разбираемого вопроса, яменьше всего думал выставить проститутку в качестве идеала женщины, что весьмаоткровенно сделали некоторые новейшие, весьма талантливые писатели. Но я долженбыл лишить ореола, которым окружали мужчины девушку, одержанную мнимойхолодностью и мнимым половым равнодушием, доказав, что именно это существовоплощает в себе все черты материнства и что девственность так же чужда такойдевушке, как и проститутке. Более глубокий анализ также показал, чтоматеринская любовь не может почитаться нравственной заслугой. Идея безгрешногозачатия, чистой девы Гете, Данте содержит в себе ту истину, что абсолютная матьв половом акте не видит самоцели, как исключительного средства дляудовлетворения половой страсти. Только иллюзия могла признать ее на этомосновании святой. Но с другой стороны для нас вполне понятно, почемуматеринству и проституции, как символам глубоких и могучих тайн, выпали на долюрелигиозные почести.

Итак, мы доказали всю неприемлемость того взгляда, которыйберет под свою защиту особый женский тип, будто бы свидетельствующий оналичности нравственном элемента у женщины. Теперь приступим к исследованию техмотивов, которые всегда и вечно ведут мужчину к возвеличению сущности женщины.

Аргументы, которыми неоднократно пользовались дляобоснования высокой оценки женщины, за немногими исключениями подлежащимидальнейшему разбору, подвергнуты испытанию с точки зрения критическойфилософии, которой не без основания придерживается наше исследование. Мывидели, что аргументы эти испытания не выдержали. Конечно, у нас очень малооснования надеяться, что полемика по этому вопросу будет протекать на суровойпочве критической философии. Здесь вспоминается судьба Шопенгауэра, который былочень низкого мнения «о женщинах», но это отрицательное отношение к женщинамнеизменно объясняли себе тем, что одна венецианская девушка, с которой онгулял, загляделась на физически более красивого Байрона, проезжавшего мимо нихверхом. Словно худшее мнение о женщинах составляет себе тот мужчина, которыйбольше всех пользуется у них успехом!

Вместо того, чтобы опровергать воззрения автораубедительными логическими доводами, вполне достаточно объявить егоженоненавистником. Подобный метод борьбы действительно имеет много достоинств.Ненависть никогда не поднимается выше своего объекта, а потому говоря, чточеловек одержим ненавистью к тому объекту, о котором он высказывает своесуждение, мы тем самым ставим под сомнение искренность, чистоту и достоверностьего взглядов. Правда, логической доказательности в подобном приеме мало, но онавполне возмещается гиперболическим характером обвинений, возводимых на него, ипатетической защитой, с помощью которой мы охраняем себя от нападений с егостороны. Итак, мы видим, что подобный способ защиты всегда ведет к желательнойцели: избавить человека от необходимости высказаться по существу дебатируемоговопроса. Он является наиболее совершенным и надежным оружием в руках огромногомножества мужчин, которые упорно не желают вникнуть и понять истинную сущностьженщины. Таких мужчин, которые в своих мыслях уделяли бы много места женщине ивместе с тем высоко ставили бы ее, совершенно нет. Есть среди мужчин илиглубокие женоненавистники, или такие, которые никогда не думали особенно долгои глубоко о женщине.

В теоретическом споре, безусловно, недопустимо ссылаться напсихологические мотивы, которыми руководствуется противник. Еще хуже, когда этассылка должна заменять собою доказательства. Я далек от мысли кого-либо поучатьв теоретическом отношении, говоря, что t —поре о каком-нибудь предмете обапротивника должны поставить над собою сверхличную идею истины и искать конечныхрезультатов своего спора вне всякой зависимости от конкретных качеств их, какотдельных личностей. Если же одна сторона, придерживаясь строгой логическойпоследовательности своих выводов, привела исследование к определенному,убедительному результату, а другая ограничилась одними только нападками навыводы противника, не доказывая со своей стороны ничего то, в известныхслучаях, одна сторона имеет полное право упрекнуть противника в непристойностиего поведения, лишенного порядочности отношения к процессу строгого логическогодоказательства, и выложить перед ним все мотивы его настойчивого упрямства.Если бы он сознавал эти мотивы, то сам постарался бы их взвесить с тем, чтобыне стать в прямое противоречие с действительностью. Именно потому, что этимотивы лежат вне сферы его сознания, он не мог объективно отнестись к самомусебе. Поэтому мы в настоящий момент после длинного ряда логических и предметныхрассуждении повернем острие анализа и рассмотрим, из каких чувств вытекаетпафос феминиста, насколько побуждения его благородны и насколько они по своемусуществу сомнительны.

Все возражения, которые обыкновенно выставляют противженофоба, покоятся на известном эротическом отношении мужчины к женщине. Этоотношение следует принципиально отличать от исключительно полового отношения уживотных, от чисто полового отношения, которое по своему объему играет наиболеевыдающуюся роль среди людей. Совершенно ошибочно думать, что сексуальность иэротика, половое влечение и любовь– вещи в основе своей совершеннотождественные, что вторая является лишь оправой, лишь утонченной, скрытойформой первого, хотя бы в этом клялись все медики, хотя бы это убеждениеразделялось такими людьми, как Кант и Шопенгауэр. Прежде чем перейти кобоснованию этого различия, я хотел бы поговорить об упомянутых двух гениях.Мнение Канта не может быть решающим для нас уже потому, что он меньше кого-либодругом был знаком с чувством любви и полового влечения. Он был настолько малоэротичен, что даже не чувствовал потребности путешествовать. Он стоит слишкомвысоко, слишком чисты его побуждения в этом смысле, чтобы явиться для насавторитетом в данном вопросе: единственной его возлюбленной, которой он себявознаградил, была метафизика. Что касается Шопенгауэра, то он скорее понималчувственную сексуальность, но не сущность высшей эротики. Это можно очень легкодоказать. Лицо Шопенгауэра выражает мало доброты, но много жестокости. Нетсомнения, что он больше всех страдал от этой черты своей: людям, насквозьпроникнутым чувством сострадания, не приходится создавать этику сострадания.наиболее сострадательными можно считать тех, которые больше всего осуждают себяза свое сострадание: Кант и Ницше. Но уже здесь следует обратить внимание нато, что только люди, сильно расположенные к состраданию, склонны к страшной эротике.Те люди, которые «ни в чем не принимают участия», неспособны к любви. Это несатанинские натуры, напротив, они могут очень высоко стоять в нравственномотношении, но вместе с тем не обращать ни малейшего внимания на то, о чемдумает, что происходит в душе их ближнего. Эти люди лишены вместе с тем ипонимания сверхполового отношения к женщине. Так обстоит дело и с Шопенгауэром.Среди людей, страдавших сильным половым влечением, он представлял из себякрайность, но он вместе с тем никогда не любил. Этот факт дает нам ключ кразумению его знаменитой «Метафизики половой любви», в которой проводится оченьодносторонний взгляд, что бессознательной конечной целью всякой любви является«производство следующих поколений». Этот взгляд, как я надеюсь доказать, в корнесвоем ложен. Правда, в реальной действительности нет такой любви, которая былабы лишена чувственного элемента. Как бы высоко ни стоял человек, он все жевместе с тем является чувственным существом. Но решающим моментом, окончательноопровергающим противоположный взгляд, является то, что любовь, совершеннонезависимо от каких бы то ни было аскетических принципов, видит во всем имеющемкакое-либо отношение к половому акту нечто враждебное себе, даже своеотрицание. Любовь и вожделение —это два состояния до того различные,противоположные, друг друга исключающие, что человеку кажется невозможной мысльо телесном единении с любимым существом в те моменты, когда он проникнутчувством истинной любви. Нет надежды без страха, но это ничего не меняет в томфакте, что надежда и страх вещи диаметрально противоположные. Таково жеотношение между половым влечением и любовью. Чем эротичнее человек, тем меньшегнетет его сексуальность, и наоборот. Если нет преклонения перед женщиной,лишенного страсти, то нельзя еще отождествлять эти оба состояния, которые, вкрайнем случае, являются противоположными фазами, последовательно занимаемымиодаренным человеком. Человек лжет или, в лучшем случае, не знает, о чемговорит, когда утверждает, что он еще любит женщину, к которой питает страсть:настолько разнятся между собою любовь и половое влечение. Поэтому-то веет нанас каким-то лицемерием, когда человек говорит о любви в браке.