Таким образом, в любви мужчины, которая обладает неизменнойчертой стыдливости, лежит мерило всего того, что в женщине находят прекрасным иотвратительным. Положение несколько иначе, чем в логике, где истинное являетсямерилом человеческого мышления, а его творец – ценность истины. И в этике делообстоит иначе: добро есть критерий всего должного, ценность добра заявляетпритязание направлять человеческую волю к добру. Здесь же, в эстетике, любовьвпервые создает красоту. Тут нет никакого внутреннего нормативного принуждениялюбить именно то, что красиво, и обратно: красивое не заявляет притязаниянепременно расположить в свою пользу человеческие сердца. (А потому и несуществует сверхиндивидуального, единственно «правильного вкуса»). Всякаякрасота уже сама по себе есть проекция, эманация потребности в любви, поэтомукрасоту женщины нельзя отличать от любви мужчины в качестве предмета, накоторый эта любовь простирается: красота женщины есть то же самое, что и любовьмужчины, это один и тот же, а не два различных факта. Как безобразие естьвыражение ненависти, так и красота – выражение любви. Тот же факт выражается втом, что как красота, так и любовь ничего общего с половым влечением не имеют,что они одинаково чужды чувственной страсти. Красота есть нечто недосягаемое,неприкосновенное, что не Допускает никакого смешения с чем-либо другим.Наблюдая на далеком расстоянии, мы видим ее как бы вблизи, и при каждомприближении она все удаляется от нас. Женщина, которая находилась уже вобладании мужчины, не может рассчитывать на преклонение перед ее красотой.

Это дает нам ответ и на вопрос: в чем заключается непорочность,нравственность женщины?

В качестве исходной точки мы возьмем несколько фактов,которые сопровождают начало всякой любви. Как уже было показано, чистота телаявляется в общем признаком нравственности и правдивости мужчины. По крайнеймере, нечистоплотные люди едва ли обладают особенной душевной чистотой. И вотможно заметить, что люди, которые в общем мало заботятся о чистоте своего тела,в моменты исключительного нравственного подъема начинают усерднее и чащемыться. И люди, в общем далеко нечистоплотные, в период своей любви вдругощущают в себе потребность в физической чистоте. Эти короткие периоды, пожалуй,единственные во всей их жизни, когда тело у них чисто, когда у них под рубашкойнет ни одного пятнышка. Перейдем к области духовных переживаний и там мызаметим, что у многих людей начало любви связано с порывами самоосуждения,самообвинения, самобичевания. Совершается нравственный перелом: возлюбленнаяизлучает нас каким-то внутренним светом, даже когда мы с ней ни разу неговорили, когда мы ее только видели как-то вдали несколько раз. Нельзяпризнать, чтобы основания этого переворота скрывались где-нибудь в существевозлюбленной.

Слишком часто мы видим в ней просто девчонку, или она глупа,как корова, или распутная кокетка, и она уже во всяком случае лишена технебесных неземных качеств, которыми наделяет ее любящий мужчина. Неужелидопустимо, чтобы подобная конкретная личность являлась предметом любви мужчины?Не правильнее ли будет предположить, что она является исходным пунктом болеевозвышенного душевного движения?

Во всякой любви мужчина любит только себя. Но он любит себяне как субъективное существо, опутанное всякими слабостями и низостями,тяжеловесностью и мелочностью своей натуры. Он любит то, чем он хотел бы, чемон должен бы быть. Он любит свое интимнейшее, глубочайшее, умопостигаемоесущество, свободное от гнета необходимости, от груд земного праха. В своихвременно пространственных проявлениях это существо смешано с грязью чувственнойограниченности, оно не является чистым первозданным изображением своим. Как быни углубился человек в созерцание своего существа, он чувствует в себе тьму игрязь. Он не находит той белой незапятнанной чистоты, которую он так мучительноищет в себе. И нет у нет более сильного, горячего, искреннего желания, чемжелание оставаться всецело тем, что он есть. Но эту цель, к которой он такжадно стремится, он не находит в основах собственного существа, а потомупереносится своей мыслью в окружающую среду для того, чтобы тем скореедостигнуть ее. Он проектирует свой идеал абсолютно ценного существа, которогоне в состоянии выявить в себе самом, на другое человеческое существо, в этом итолько в этом кроется значение того, что он любит это существо. Но к этому актуспособен только тот человек, который в чем-нибудь провинился и чувствует засобою вину: поэтому ребенок еще не в состоянии любить. Любовь изображаетвысшую, недосягаемую цель всякой страсти в таком виде, будто она уже где-топретворилась в действительность. а не витает в образе абстрактной идеи. Она сосредоточиваетэту цель в ее чистейшем и непорочнейшем виде на ближнем, выражая этим тот факт,что идеал любящего еще очень далек от осуществления. Вот почему любовь сновавызывает порыв к духовному очищению, будит в нас стремление к какой-то цели,которая насквозь проникнута высшим духовным содержанием, а потому не терпиттелесного единения с возлюбленной в сфере пространственной близости. Вот почемулюбовь является высшим и могучим выражением воли к ценности. В ней, как ни вчем другом, раскрывается истинная сущность человека, неустойчивая между духом ителом, между чувственностью и нравственностью, свойственная как мирубожественному, так и миру животному. Человек только тогда является во всехотношениях самим собой, когда он любит'. Этим объясняется, что многие люди,только когда они влюблены, начинают отличать собственное «я» от чужого «ты»,которые, как было показано, являются не только грамматическими, но этическимисоотносительными понятиями. Отсюда и важная роль, которую во всяком любовномотношении играют имена влюбленных. Отсюда становится понятным и тот факт,почему многие люди только в любви приходят к познанию собственногосуществования и до того времени никак не могут проникнуться мыслью о том, чтоони обладают душою. Вот отчего любящий ни за какую цену не позволит себеосквернить возлюбленную своею близостью, а будет смотреть на нее издали длятого, чтобы убедиться в действительности ее, т. е. своего существования. Такимобразом непреклонный эмпирист благодаря любви превращается в мечтательного мистика,примером чему может служить отец позитивизма Огюст Конт, который перетерпелроковой переворот своего мышления после того, как познакомился с Клотильдой деВо. Не только для художника, но вообще для человека, психологически существуетодно: amo, ergo sum.

Итак, любовь является феноменом проекции, подобно ненависти,но не феноменом равенства, как дружба. Основной предпосылкой последней являетсяравноценность обоих индивидуумов. Любовь же всегда есть установлениенеравенства, неравноценности. Любить значит приписать какому-нибудь человекуили сделать его носителем всех тех ценностей, которыми хотел бы обладать самлюбящий. Чувственным отражением этого высшего совершенства является красота. Идля нас неудивительно, что человек любящий способен сильно удивляться, дажеужасаться, когда узнает, что какая-нибудь красивая женщина совершенно лишенавсяких основ нравственности. Всю вину этой низости, по его мнению, следуетприписать исключительно природе, которая вселила «столько порочности» в «столькрасивое тело». Для него непонятно что он находит женщину красивой толькопотому, что ее еще любит, в противном случае, его не трогало бы полнейшеенесоответствие внешности с ее внутренним духовным содержанием. Уличнаяпроститутка не может нам казаться красивой потому, что она заведомо неспособнаслужить для нас проекцией ценности. Самое большее, что она в состоянии сделать,это удовлетворить вкус человека, весьма низко стоящего в моральном отношении.Она может быть возлюбленной человека безнравственного, сутенера. В этом пунктераскрывается перед нами отношение, прямо противоположное моральному, ибоженщина совершенно индифферентна ко всему этическому, она только аморальна.Безнравственный преступник, которого все ненавидят, или черт, который вызываетотвращение во всех людях, оба они ни в коем случае не могут служить основойакта перенесения ценности. Женщина нам дает эту основу. Так как она существобезразличное, она не творит добра, но и не грешит, и в ней ничто решительно непротивится желанию человека сосредоточить свой идеал на ее личности. Красотаженщины является лишь олицетворением нравственности, – но нравственностьэта принадлежит мужчине, который перенес ее на женщину в высшем ее напряжении изавершении.