Всякая эротика полна сознания любви. В ревности проявляетсявся шаткость той почвы, на которой зиждется любовь. Ревность есть обратнаясторона любви. Она показывает, насколько безнравственна любовь. В ревностивоздвигается власть, господствующая над свободной волей ближнего. Она вполнепонятна с точки зрения развитой теории: ведь с помощью любви истинное «я»любящего всецело сосредоточивается в лице его возлюбленной, а человек всегда ивсюду чувствует (кстати, в силу очень понятного, но тем не менее ошибочногозаключения) за собою право на свое «я». Однако следует признать, что она тут жевыдает себя. Мы видим, что она полна страха, а страх, как и родственное емучувство стыда, всегда простирается на определенную вину, совершенную нами впрошлом. Вот когда мы убеждаемся, что в любви хотят достичь того, чего неследует добиваться на этом пути.

Вина, которую человек совершает в любви, есть желаниеосвободиться от того сознания вины, которое я называл раньше предпосылкой иусловием всякой любви. Вместо того, чтобы взять на себя свою вину и постаратьсяв дальнейшем искупить ее, человек стремится в любви освободиться и забыть ее.Это стремление сделаться счастливым. Вместо того, чтобы самодеятельноосуществлять в себе совершенство, любовь раскрывает перед нами ужеосуществленную идею, превращает чудо в действительность; правда, эта идеяосуществляется в другом человеке, поэтому любовь есть самая тонкая хитрость, ноона дает нам освобождение от собственных пороков, освобождение, которое можнодостичь так легко, без всякой борьбы. Таким образом объясняется теснейшаясвязь, которая существует между любовью и потребностью в искуплении (Данте,Гете, Вагнер, Ибсен). Всякая любовь есть только жажда искупления, а жаждаискупления – безнравственна (см. конец VII главы). Любовь ставит себя вположение полнейшей независимости от времени и причинности. Без собственногосодействия она хочет внезапно и непосредственно достигнуть чистоты. Поэтому онасама в себе заключает невозможность, так как она чудо внешнее, а не внутреннее.Она никогда не в состоянии будет достигнуть своей цели, и меньше всего у техлюдей, вторые в особенно сильной степени расположены к ней. Она являетсянаиболее опасным самообманом потому, что производит впечатление будто онасильнее всех толкает нас на путь борьбы за добро. Она может произвестиоблагораживающее влияние на людей средних, человек же обладающий более тонкой ичуткой совестью, будет всячески противиться неотразимому действию ее чар.

Человек любящий ищет в любимом существе свою собственнуюдушу. В этих пределах любовь свободна и не подлежит действию тех законовполового притяжения, которые мы выставили в первой части этого труда. Там, гдепсихическая жизнь женщины обладает такими достоинствами, которые легкоподдаются идеализации, любовь находится под неотразимым и настойчивым влияниемее в сторону усиления этого чувства, даже при незначительных физическихдостоинствах и при весьма слабо развитом половом дополнении. Но нет никакойвозможности расцвести этому чувству любви там, где упомянутая «интроекция»стоит в самом непримиримом противоречии с действительностью. И несмотря на всюих противоположность, все же сексуальность и эротика кроют в себе нечтоаналогичное. Сексуальность пользуется женщиной, как средством удовлетворениясвоей страсти и произведения на свет телесного ребенка. Эротика жерассматривает женщину, как средство для достижения ценности, и духовногоребенка, продуктивности. Бесконечно глубокий, хотя, по-видимому, мало понятыйсмысл кроется в словах платоновской Диотимы, что любовь относится не кпрекрасному, а к созиданию, к зачатию в прекрасном, к бессмертию в духовном, какнизменное половое влечение относится к продолжению человеческого рода. Вребенке, как телесном, так и духовном, отец жаждет только найти себя:конкретное осуществление своего «я», которое составляет сущность любви, естьребенок. Поэтому художник так часто обращается к женщине, когда хочет создатьпроизведение искусства. «Когда человек не без зависти смотрит на Гомера,Гезиода и других выдающихся поэтов, на те великие создания, которые ониоставили после себя и которые доставили им неувядаемую славу и бессмертнуюпамять среди людей, тогда всякий кается, что он предпочел бы иметь таких детей…Вы преклоняетесь перед Солоном, так как он создал законы, вы преклоняетесьперед многими другими греками и варварами, которые создали много прекрасныхтворений и проявили многообразную добродетель. Ради их детей вы создали имсвященные капища, а ради создания человеческих детей – ничего и никому несоздали».

Это не одна только формальная аналогия или случайноесловесное совпадение, когда мы говорим о духовной плодовитости, духовномзарождении и продуктивности или, следуя за Платоном, о духовных детях в болееглубоком смысле. Как телесная сексуальность является попыткой органическогосущества дать своему образу, своим формам длительное существование, так икаждая любовь в основе своей есть стремление окончательно реализовать нашудушевную форму, нашу индивидуальность. Здесь находится тот мост, которыйсвязывает волю к собственному увековечению (так можно было бы назвать то, чтоесть общего у сексуальности и эротики) с ребенком. Половое влечение и любовь –оба они являются попытками реализовать свое «я». Первое хочет увековечитьиндивидуум путем телесного изображения, вторая– увековечить индивидуальность вее духовном идеальном подобии. Только гениальный человек знает абсолютнобесчувственную любовь. Только он стремится создать вневременных детей, вкоторых получает выражение его глубочайшая духовная сущность.

Эту параллель можно проследить еще дальше. Многие, вслед заНовалисом, неоднократно повторяли, что половое влечение содержит в себе нечтородственное жестокости. Эта «ассоциация» имеет глубокое основание. Все, чторождено от женщины, должно непременно умереть. Перед ранней, преждевременнойсмертью в каждом существе вспыхивает сильнейшее половое влечение – этопотребность оставить по себе какое-нибудь создание. Таким образом, половой актне с одной только психологической, но также этической и натурфилософской точкизрения кроет в себе глубочайшее родство с убийством: он отрицает женщину, онотрицает также мужчину. В идеальном случае он лишает их обоих сознания с тем,чтобы дать жизнь ребенку. Для этического мировоззрения вполне понятно, чтовсякое создание, возникшее таким путем, должно непременно погибнуть. Но длявысшей эротики, как и для низшей сексуальности, женщина не является самоцелью,а только средством дать возможно полное и чистое отражение «я» любящегочеловека. Произведения художника представляют собою не что иное, как егонеизменное «я» на различных этапах его жизненного пути, «я», которое он большейчастью приписывает той или иной женщине, хотя бы эта женщина являлась плодомего богатой фантазии.

Реальная психология возлюбленной женщины при этом всегдаисключается: в тот момент, когда мужчина любит женщину, он не может проникнутьвзором в ее духовную сущность. В любви обыкновенно не становятся к женщине вотношения взаимопонимания, которые являются единственно нравственнымиотношениями между людьми. Нельзя любить человека, которого вполне знаешь, таккак тогда вместе с тем Узнаешь и о всех несовершенствах, которые ему присущи,как человеку, любовь же простирается только на совершенство. Любовь к женщиневозможна только тогда, когда ее мало смущают действительные качества, истинныежелания и интересы, которые исключительно занимают данную женщину и которыеокончательно противятся сосредоточению высших ценностей в ее личности. Любовьпредполагает безграничный произвол в подмене психической реальности любимогосущества совершенно иной реальностью. Попытка найти в женщине свою собственнуюсущность вместо того, чтобы видеть в женщине только женщину, необходимопредполагает пренебрежение ее эмпирической личностью. Эта попытка, такимобразом, исполнена жестокости по отношению к женщине. В этом именно заключаетсякорень эгоизма всякой любви, всякой ревности, эгоизма, который видит в женщинетолько несамостоятельный, зависимый предмет обладания, но который не обращаетвнимания на ее внутреннюю духовную жизнь.