Тупому глазу, который как бы из намеренного цинизмапродолжает настаивать на тождестве этих двух явлений, мы порекомендуем обратитьвнимание на следующее: половое притяжение прогрессирует соответственно усилениютелесной близости. Любовь проявляется с особенной силой в отсутствии любимогосущества. Ей нужна разлука, известная дистанция для того, чтобы сохранить своюжизненность и силу. Чего нельзя достигнуть никакими путешествиями по отдаленнымстранам, чего не в состоянии изгладить из нашей памяти никакое время-все чтодает нам одно нечаянное, самое случайное телесное прикосновение к любимомусуществу: оно вызывает страсть и тут же убивает любовь. И для человека богатоодаренном, дифференцированного, девушка, к которой он питает страсть, обладаетсовершенно другими качествами, чем та которую он только любит, но к которой непитает чувственного влечения. Он различает их по внешнему облику, по походке,по всему складу характера: это два совершенно различных существа.

Итак, «платоническая» любовь существует, несмотря напротесты профессоров психиатрии. Я скажу больше: существует толькоплатоническая любовь. Все прочее, что обозначают именем любовь, есть простосвинство. Есть только одна любовь: любовь к Беатриче, преклонение передМадонной. Для полового акта есть только вавилонская блудница.

Если наша мысль верна, то следует дополнить кантовскийперечень трансцендентальных идей. Чистая, возвышенная, бесстрастная любовьПлатона и Бруно должна бы быть также названа трансцендентальной идеей, значениекоторой, как идеи, ничуть не умалялось бы благодаря полнейшему отсутствию ее всфере опыта.

Такова проблема «Тангейзера». С одной стороны – Тангейзер, сдругой – Вольфрам, здесь – Венера, там – Мария. Тот факт, что возлюбленные,воистину и навеки нашедшие себя, Тристан и Изольда, скорее идут на смерть, чемна брачное ложе, является абсолютным доказательством того, что в человекесуществует нечто высшее, метафизическое, проявившееся хотя бы в мученичествеДжордано Бруно.

Кто же является предметом этой любви? Неужели изображеннаянами женщина, которая лишена всех качеств, способных сообщить человеческомусуществу известную ценность? Неужели та женщина, которой чужда воля к своейсобственной ценности? Вряд ли, предметом такой любви является божественнокрасивая, ангельски чистая женщина. Весь вопрос заключается в том, какимобразом женщина приобретает эту красоту, эту девственность.

Очень много спорили о том, можно ли женский пол считатьнаиболее красивым. Многие даже восставали против одного определения его словом«прекрасный». Здесь уместно будет спросить, кто и в какой степени находитженщину красивой.

Известно, что женщина не тогда прекрасна, когда онасовершенно обнажена. Правда, в произведениях искусства, в виде статуи иликартины, голая женщина может быть прекрасной, однако никто не найдет прекраснойживую голую женщину уже на том основании, что половое влечение уничтожаетвсякую возможность бесстрастного наблюдения, этого единственного условия иосновной предпосылки всякого истинно-го искания красоты. Но и помимо этого,голая живая женщина производит впечатление чего-то незаконченного, стремящегосяк чему-то вне себя, что ни в коем случае не вяжется с идеей красоты. Женщина вцелом менее прекрасна, чем в отдельных частях своих. Как целое, она вызывает внас такое чувство, будто она чего-то ищет, а потому возбуждает в зрителе скореечувство неудовольствия, чем удовольствия. Наиболее ярко выступает этот моментвнутренней бесцельности, ищущей своей цели во вне, в женщине, стоящей прямо.Лежачее положение, естественно, смягчает несколько это впечатление.Художественное изображение женщины отлично поняло эту особенность. Оно рисуетголую женщину и в вертикальном положении, и в виде человека, несущегося ввоздухе но никогда не одну, а всегда в связи с какой-нибудь обстановкой, откоторой она пытается прикрыть свою наготу рукой.

Но и в отдельных своих частях женщина не так прекрасна, дажекогда она самым совершенным и безукоризненным образом воплощает в себетипические телесные черты своего пола. Теоретически в этом вопросе на первомплане стоят женские половые органы. Если справедливо мнение, что всякая любовьмужчины к женщине есть лишь пронзившее мозг влечение к детумесценции. Если,далее, приемлемо положение Шопенгауэра: «только мужчина, интеллект которогоокутан туманом полового влечения, может найти красоту в низкорослом,узкоплечем, широкобедренном и коротконогом поле: в этом влечении единственно икроется его красота», если, повторяем все это верно, то следовало бы ожидать,что именно половые органы женщины являются предметом особенного восхищения длямужчины, что он находит их прекраснее всего. В последнее время появилось несколькоотвратительных крикунов, которые назойливо рекламируют красоту половых органовженщины. Правда, уже одной этой рекламой они в достаточной степени доказывают,что необходим упорный труд и настойчивая агитация для того, чтобы убедить людейв правильности их взгляда и в искренности их собственных речей. Но, оставив встороне этих субъектов, мы со всей решительностью утверждаем, что ни одинмужчина не находит женские половые органы красивыми. Он скорее видит в нихнечто отвратительное. Даже наиболее низкие натуры среди мужчин, в которых этачасть тела вызывает неудержимую половую страсть, находят в них скорее нечтоприятное, чем красивое. Таким образом, красота женщины ни в коем случае неявляется простым действием половом влечения, она представляет из себя нечтодиаметрально противоположное ему. Мужчины, которые всецело находятся под гнетомсвоего полового влечения, ничуть не понимают женской красоты. Доказательствомэтому служит тот факт, что подобные мужчины совершенно неразборчивы. Ихвозбуждает первая встречная женщина с самыми неопределенными формами тела.

Оснований всех приведенных явлений, отвратительности женскихполовых органов и отсутствия общей красоты живого голого женском тела, следуетискать в том, что все это в сильной степени оскорбляет чувство стыда мужчины.Каноническое плоскоумие наших дней видит в чувстве стыдливости результат того,что люди одеваются, и всякий протест против женской наготы оно рассматривает,как склонность к чему-то противоестественному, к разврату. Но человек, которыйвсецело погряз в разврате, не восстает против наготы, так как она не возбуждаетуже, как таковая, его внимания. Он только жаждет обладания, он не в состояниибольше любить. Истинная любовь так же стыдлива, как и истинное сострадание.Есть одно только бесстыдство: объяснение в любви, искренность которой сталабудто бы непреложным фактом для человека именно в тот момент, когда он егопроизносит. Подобное бесстыдство есть объективный максимум бесстыдства, которыйвообще только мыслим. Это совершенно то же, как если бы кто-нибудь сказалженщине:

«Я вас страстно хочу». Первое является идеей бесстыдногопоступка, второе – бесстыдной речи. Ни то, ни другое не осуществляется вдействительности, ибо всякая истина стыдлива. Нет ни одного объяснения в любви,которое не заключило бы в себе какой-нибудь лжи. Но насколько глупы женщины,можно видеть из того, что они так охотно и легко верят всяким любовнымпризнаниям.