Слухи подогревались ещё и тем обстоятельством, что у Шаркутабыли очень знающие и опытные помощники, ожидавшие, что в ранг распорядителявозведут кого-то из них. Однако с Хозяевами не было принято спорить. А крометого, понятная ревность этих людей быстро утихла. Кермнис Кнер оказался полнойпротивоположностью Шаркуту. Он предоставил унаследованным помощникам вести делав забоях и распоряжаться каторжниками так, как они находили нужным. Сам же урядилнесколько мастерских – и с головой погрузился в постройку и опробование разныхмеханизмов для подземных работ. Шаркут предпочитал действовать по старинке,используя лишь подтвердившие свою надёжность устройства вроде водяных воротов иподъёмников, и всего меньше заботился о сбережении дармового невольничьеготруда. Кнер, напротив, без конца налаживал какие-то новые приспособления. Когдаони начинали работать, то работали, как правило, здорово. Но при наладкеобязательно случались разные неприятности, а поскольку механизмы были всётяжёлые и громоздкие, почти каждый был оплачен жизнью рабов. Это ни в малейшейстепени не останавливало Кермниса Кнера. Погибших сбрасывали в отвалы, ираспорядитель невозмутимо продолжал делать своё дело, и вот тут они с Шаркутомбыли поистине родственники.

Но люди, как всем известно, очень не любят никаких новшеств,и особенно в деле, которым много лет занимаются. Люди начинают думать, от какихБогов идёт то или иное новое веяние, от Светлых или от Тёмных, и приходят кубеждению, – что не от Светлых. Удивительно ли, что затеи Кнера чемдальше, тем больше обрастали очень скверными сплетнями.

Последняя по времени состояла в том, что – конечно же,вследствие его работ! – из подземелий, чуя неизбежность погибельныхбедствий, якобы начали уходить крысы.

Так совпало, что первым выпало узнать об этом именноГвалиору.

Он был едва ли не единственным на все три Зубанадсмотрщиком, у которого среди рабов водились друзья, – насколько вообщевозможна дружба между каторжником и свободным. Собратья по ремеслу смеялись надним, но он своих привычек не изменял. Даже подручных подбирал себе под стать,тоже таких, кто без крайней необходимости не хватался за кнут. Смех смехом, норабы, вверенные Гвалиору, вели себя тихо, не набрасывались на надсмотрщиков ине затевали между собой свар. И вот однажды двое опасных с двадцать третьегоуровня, к которым только он ходил в забой без кнута и кинжала, пожаловалисьему, что уже несколько дней им не удаётся раздобыть рудничного лакомства –крысы, убитой метко пущенным камнем.

“В соседних забоях то же самое, господин, – сказал одиниз прикованных. – На всем уровне и внизу. К чему бы такое?”

“Если вдруг что… ты уж побереги себя, господинГвалиор”, – тихо добавил второй.

Получив ещё несколько подтверждений этого слуха, нардарецдля очистки совести рассказал Церагату. Старший назиратель очень обеспокоился ипочему-то принялся чаще обычного мотаться на двадцать девятый уровень, кбронзовым, надёжно запертым воротам, – вот как теперь. И вместе с ним, всорок петель кроя бесконечную череду лестниц, были вынуждены тащитьсявверх-вниз его ближайшие подчинённые, такие как Гвалиор.

Самому же нардарцу с того дня повадились сниться оченьскверные сны.

Ему снилась рудничная легенда, родившаяся здесь, под ЮжнымЗубом, лет этак десять назад, и с тех пор чтимая, пожалуй, побольше, чемсвязанные с Белым Каменотёсом и Горбатым Рудокопом, вместе взятые. О ней строгозапрещалось упоминать, ослушника из числа рабов ждало полсотни плетей, то естьпочти верная смерть, а надсмотрщика – ощутимая убыль в заработке. Легенда былаочень опасная, ибо призывала чуть ли не к бунту. Но куда было деватьсяГвалиору, если волею Священного Огня он присутствовал при рождении этой легендыи, кажется, даже сподобился чуть-чуть в ней поучаствовать?.. Что ему былоделать, когда друзья-рабы просили его поведать о невольнике, прозванном, какпелось в опять-таки запретной Песне Надежды, Грозою Волков?.. Только надеяться,что его не выдадут.

До сих пор не проболтался никто… И вот теперь человек,которого он знал под именем Пёс, приходил к нему по ночам. Он что-то говорилГвалиору, о чём-то предупреждал, и во сне тот хорошо понимал его, но,просыпаясь, не мог припомнить, о чём шла речь. “Наверно, умру скоро”, –думал нардарец. Насколько ему было известно, невольник по имени Пёс погиб наледнике за отвалами, хотя, правду молвить, его мёртвого тела так потом и ненашли. Ну а зачем бы мёртвому приходить в сон живого, как не для того, чтобыпозвать за собой?..

Гвалиор посмотрел на стену, поблёскивавшую в чадном свете факелазеленоватыми сколами златоискра…<Златоискр – минерал авантюрин. >Семнадцатый уровень. Ещё дюжина уровней вниз, потом, во имя Чёрного Пламени, неменее двадцати – вверх… И такое вот наказание – почти каждый день. Да холера быс ними, с этими сбежавшими крысами!.. Спрашивается, ну какая нелёгкая тянулаего за язык?..

На следующем, восемнадцатом уровне стройная череда лестницбыла нарушена из-за новой машины Кермниса Кнера, разворотившей ступени.Пришлось долго идти по длинному штреку<Штрек – горизонтально расположеннаягорная выработка, не имеющая выхода на поверхность. > к следующемулестничному колодцу. Вереницы существ, когда-то бывших людьми, катили кподъёмнику тяжёлые тачки, наполненные рудой. Вываливали их в объёмистые бадьи,качавшиеся на прочных канатах, и порожними торопились обратно. Надсмотрщикиокриками и кнутами заставляли их прижиматься к стенам: дорогу господинуЦерагату и его свите!..

Гвалиор опять раскупорил свою фляжку и сделал радующийсердце глоток. Мысль о возможности близкой смерти оставила его, пожалуй,равнодушным, но заставила кое-что вспомнить. Дело было четыре года тому назад,под самую осень, как и теперь; очередной невольничий караван привёз в рудникидевок. Надсмотрщики из свободных, в особенности старшие, имели право выбирать,и Гвалиор выбрал. Ему приглянулась конопатая невольница из Нарлака, чем-топохожая на его прежнюю невесту, Эрезу. За это сходство ей следовало бы ежечасноблагодарить и Священный Огонь, и подряд всех Богов, которых она смогла бы припомнить.Потому что Гвалиор, проявив совершенно недостойное и, более того, вовсе несвойственное ему мягкосердечие… взял да и заплатил за девку полный выкуп,приобретя её для себя одного. Так и жила она у него в домашнем покойчике, редковысовываясь наружу. Не пошла по рукам, не погибла, не опустилась и не спятилаот унижения и побоев… Год спустя вновь приехал дядя Харгелл, и глаза у старикаполезли на лоб: двоюродный племянник с рук на руки передал ему зарёваннуюмолодёнку с животом, который, что называется, лез на нос. И наказал отвезти еёк своим родителям, в горную нардарскую деревню.

“Да она ж у меня рожать примется прямо в телеге!..” – не нашутку испугался свирепый старый надсмотрщик.

“Справишься…” – был ответ. Конопатая благополучно произвелана свет сына, ни с кем в деревне не спуталась, Гвалиоровы родители звалимальчика внуком, а он их – дедушкой-бабушкой. Девка же всякий раз присылала емус дядей отменно тёплые, любовно связанные шерстяные носки. Кажется, она егождала, дурёха. Гвалиор не очень-то расспрашивал о ней и о сыне. Он не собиралсявозвращаться туда.