Увидев свое отражение в полный рост, Алекс снова начала плакать.Ей вдруг стало ясно, что вместе с Сэмом ушла и Аннабел. Уже потеряв мужа, онаможет постепенно потерять и дочь. Как будто ее отрезали от всего, что онакогда-то любила и хотела. Ей осталось только одно — работа, которую она тоже немогла выполнять так, как раньше. Алекс чувствовала себя уродливой, никому ненужной и больной. Не лучше ли умереть сейчас, пока она еще не потеряла и тонемногое, что у нее осталось? Зачем ждать, пока у нее заберут последнее? ПокаСэм не скажет ей, что ему нужен развод, чтобы он мог жениться на той девушке, аАннабел не привяжется к ней. Зачем ждать, пока они ее убьют или оставят вполном одиночестве?

Алекс стояла и плакала, глядя на себя в зеркале. Где-то вглубине квартиры зазвонил телефон, но она решила не брать трубку. В концеконцов ее желудок отреагировал на все те душевные муки, которые она испытывала,и, как была обнаженная, она склонилась над унитазом. Все это было уже хорошо ейзнакомо. Во что она превратилась? Разбитый механизм, способный только лишьизрыгать из себя желчь. От прежней Алекс ничего не осталось. Когда ее наконецотпустило, она некоторое время лежала на полу в ванной, а потом медленнодобралась до кровати и, так и не одевшись, свернулась калачиком под одеялом.Она ничего не ела целый день, а Аннабел с Сэмом не звонили — круговоротДиснейленда захватил их. Они были там, где шла настоящая жизнь, в том солнечноммире, который был наглухо закрыт от Алекс, лежавшей в своей одинокой спальне затемными занавесями зимы своей жизни.

Проплакав почти весь день, к вечеру она снова почувствовала,что пустой желудок дает себя знать, и вернулась в ванную. День превратился вчереду слез и приступов рвоты, да еще и из зеркала на бывшую красавицу Алекссмотрело лысое привидение. Даже не включая света, она видела свое отражение.

Во второй половине дня снова зазвонил телефон, но Алекс нестала утруждать себя. Она чувствовала себя слишком больной, усталой ипотерянной. Все, чего ей хотелось, — это умереть, а не разговаривать скем-то, кто пытался ей дозвониться.

Аннабел сейчас в ней не нуждалась — она была с Сэмом. Онаникому не была нужна. Она была ничто. Никто. Даже не женщина.

Однако звонки не прекращались, и Алекс, лежа в слезах напостели, молча желала, чтобы телефон замолчал, но тщетно. В конце концов онасняла трубку, но ничего не сказала.

— Алло? — раздалось на том конце провода. Голосбыл знакомым, но мысли Алекс настолько спутались, что она его не узнала.

— Алло, Алекс? — повторил звонивший.

— Да, — ответила она нетвердым голосом. — Ктоэто?

— Это Брок Стивенс. — Он тоже ее не сразу узнал испрашивал себя, неужели ей так плохо, или же она вынуждена была пройтидополнительный курс лечения.

— Привет, Брок, — откликнулась Алекс совершеннобезжизненным голосом после некоторой паузы, от чего тот забеспокоился ещесильнее. — Где ты?

Она говорила так, как будто ей совершенно все равно, где он,просто для поддержания беседы.

— Я звоню из Коннектикута, от своих друзей. Я хотел быснова пригласить тебя в Вермонт. Я еду туда завтра.

Алекс улыбнулась. Какой милый мальчик. И какой глупый. Онаумирает. Зачем ему умирающая подруга? Помогать ей — пустая трата времени.

— Я не могу. У меня много работы.

— На этой неделе никто на работу не выйдет, и потом, мыже все закончили.

— Хорошо, — слабо улыбнулась она, чувствуяочередную волну тошноты. Голод только ослабил ее, и она это прекраснознала. — Я тебе вру. Но я все равно не могу никуда поехать.

— А где твоя дочь? — спросил Брок, не желаяотпускать ее без борьбы. Ему очень хотелось, чтобы она с ним поехала. Онсчитал, что это только пойдет ей на пользу, да и Лиз согласилась с ним, когдаон с ней посоветовался.

Алекс нужно было развеяться, и свежий воздух в умеренныхколичествах не помешал бы.

— Аннабел во Флориде, — ответила она. —Вместе с Сэмом и, возможно, его подружкой.

Алекс произносила слова с расстановкой — от голода и жажды унее немного кружилась голова.

— Он что, сам тебе об этом сказал? — с некоторымраздражением спросил Брок. Он начинал считать Сэма последней сволочью, незаслуживавшим такой женщины, как Алекс, но чувствовал, что даже его положениедруга не позволяет ему сказать об этом в открытую.

— Я видела их вместе накануне Рождества. Она оченьмолодая и очень красивая. И я уверена, что у нее всего по паре.

Сэм так любит совершенство.

Она говорила, как пьяная, и Брок забеспокоился еще сильнее.

— Алекс, как ты себя чувствуешь? — спросил он,глядя на часы и прикидывая, сколько времени ему потребуется на то, чтобыдобраться до нее. Может, позвонить Лиз, чтобы она приехала к ней? Брокраздумывал. Ему не нравились ее голос и то, что она совершенно одна. Он боялся,что в таком состоянии она может немного тронуться.

— Ничего, — спокойно солгала она, лежа с закрытымиглазами, чтобы ее не стошнило. — Сегодня выпали последние волосы. Теперь явыгляжу намного аккуратнее.

— Ляг и отдохни. Я перезвоню в течение часа. Слышишь?

— Слышу, — сонно ответила она, положила трубку изабыла о Броке. Ей хотелось забыть обо всем. Ничего не есть в течение шестидней отсутствия Аннабел — и по возвращении они найдут ее труп. Все оченьпросто. Гораздо проще, чем умереть от химиотерапии. С этими мыслями Алекспровалилась в сон, но через некоторое время ее разбудил какой-то звук —будильник или звонок. Сначала она попыталась не обращать на него внимания, нопотом поняла, что звонят в дверь. Кто бы это мог быть, подумала она, не вставаяс постели. Она решила не вставать, но звонящий был весьма настойчив. Когда отзвонков он перешел к методичному стуку в дверь, Алекс накинула халат, подошла кдвери и заглянула в глазок. Это был Брок Стивенс. Алекс настолько удивилась,что открыла дверь. Некоторое время они стояли друг напротив друга молча — она вбежевом кашемировом халате, он — в грубом свитере и парке, вельветовых штанах итяжелых ботинках. От Брока пахло свежим зимним воздухом, но взгляд у него былочень обеспокоенный.

— Господи, как же ты меня напугала, — наконецвымолвил он.

— Чем? — Алекс была заторможенная, и ее шатало, ноБрок слишком хорошо ее знал, чтобы подумать, что она действительно напилась.Скорее всего ей просто было очень плохо и она ничего не ела. Она отступила,чтобы дать ему дорогу, и прошла с ним в гостиную. Взглянув в попавшееся ей напути зеркало, Алекс поняла, что не надела парика.

— Черт побери, — произнесла она, глядя на него,как нашкодивший ребенок.

— Ты выглядишь, как Шинейд О'Коннэр, только лучше.

— Я не умею петь.

— И я не умею, — сказал он, глядя на нее и думая,что она скорее похожа на Одри Хепберн. Даже без волос Алекс не перестала бытькрасивой. Как будто этот недостаток сделал ее внешность еще более простой инеприукрашенной. Казалось, что ее красота перестала быть земной, что этаженщина прилетела из какого-то другого мира. Ее окружало сияние, которое Брокчувствовал всегда.