Целую неделю Ирэн мучилась в сверлящих догадках и по маленьким крупицам вытаскивала из своего ненаглядного возлюбленного ценные сведения о готовящемся сокрушительном уничтожении вылизанной столицы вечного врага. Но, чем больше она узнавала, тем больше начинала сомневаться в смысле и оправданности этой затеи. Ей все время казалось, что она либо чего-то не понимает, либо от нее что-то все равно скрывают. У нее складывалось твердое ощущение, что Варнер Эйзенберг не такой уж и святой, как она всегда думала. Все выглядело так, словно он собирался убивать людей вовсе не из-за жизненной необходимости Арогдора, а для собственного больного развлечения или, еще хуже, едва скрываемого удовольствия. Очевидно, они на пару с Джавером будто осознанно выбирали самые кровавые варианты с наибольшим количеством жертв.

Всем этим жутким мыслям было тяжело уживаться с воспитанным в крови патриотизмом, который не отступал от желания испытывать гордость за свою родину, какая бы она не была, отчего юная женщина пыталась найти массу самых разных оправданий готовящемуся новому вздоху военного противоборства. Не мог же великий Арогдор, сам претерпевший столько ужасов и унижений от беспечного Парфагона, просто так, без особой причины и надобности уничтожать невинных людей, словно мельница перемалывая их судьбы и тела в бессмысленных смертоносных акциях, как это случилось в Городе заката?

Настал критический момент, и спустя несколько дней измучившаяся Ирэн все же окончательно сломалась и была вынуждена признать, что не сможет мириться с таким странным бесчинством. Она, может быть, и смирилась бы, как это часто бывает в таких случаях в отношениях мужчины и женщины, но наличие близкого человека среди возможных жертв значительно усилило ее чувство сострадания и осознанности. Без личного горя смерть даже тысяч людей не более, чем цифры для странной природы человеческого сознания. Другая бы закрыла на все глаза, утопила свои сомнения в слезах и дальше, как ни в чем не бывало, потакала бы своему суженому, тем более такому особенному и завидному, но Ирэн не могла так подло поступить со справедливостью. Несмотря на все преданные чувства и искреннюю любовь, она не хотела жить, зная, что в то же самое время готовится беспрецедентная по своей мощи атака и убийство многих тысяч ни в чем не повинных людей, в том числе ее бедного брата и его близких.

Испытывая страшные угрызения совести и паскудное чувство предательства близкого человека, продолжая его боготворить и разрывая свою душу от этого, Ирэн стала искать способ предотвратить почти неизбежную катастрофу. Ни коварный слепой патриотизм, ни такая же всеобъемлющая слепая любовь не смогли убить настоящего человека в душе бывшей селянки, хотя обычно необъяснимо легко это делают с более умными и достойными людьми.

* * *

Так получилось, что схлестнувшиеся судьбы двух таких разных народов оказались в руках юной и дерзкой шатенки с большими зелено-коричневыми глазами. Пикантность ситуации заключалась в том, что не всегда способная держать себя в руках Ирэн прекрасно осознавала, что часто не могла разобраться со своими собственными простейшими проблемами, а теперь же ей предстояло каким-то невиданным образом решить грандиозные неприятности всей Селеции сразу, сотен тысяч человек. Хотя само это понимание вызывало не проходящую дрожь отныне всегда ухоженных рук, некий прочный железный стержень, который внезапно возник в ее бойком сердце, заставлял быть более решительной и ответственной, нежели это себе может позволить женщина в естественных условиях повседневной жизни.

Окончательно решившись вмешаться в судьбы Арогдора и Парфагона, тем самым предав потрясающего Джавера, по которому она продолжала все больше и больше сходить с ума, вновь встрепенувшаяся Ирэн решила немедленно действовать в целях спасения мира. Вроде бы ее задача была проста: нужно оповестить короля Альберта о неизбежном весеннем вторжении, которое должно стать самым разрушительным и кровопролитным за всю историю. Стоя на краю кратера, ей казалось, что она почти видит Стену Парфагона и даже замок короля, но кажущаяся близость не упрощала реальную сложность ситуации. Прежде всего, она думала сделать все самой, но потом поняла, что самостоятельно пройти незамеченной все зоркие дозоры и опасные обрывистые ущелья будет просто невозможно. Она вряд ли сможет добраться до ненавистных Башен и, уж тем более, потом вернуться обратно. Да и как бы на ее отсутствие посмотрел Джавер?

Затем она планировала нанять тощего гонца, но почти превратившиеся в собак люди-мутанты были примитивны и настолько ненадежны, что могли легко посмотреть записку. Кроме того, никто просто так не мог покидать вулкан, тем более курьеры, которых за пределами кратера использовали исключительно военные. Также она додумалась отправить плот с запиской по многочисленным рекам, живо спускающимся с вулкана в обширные территории Парфагона. Однако была большая вероятность, что рукотворное судно застрянет в многочисленных порогах или его просто никто не заметит, даже если оно доплывет до вожделенной цели. Еще ей опять взбрело в голову подставить свою любимую, ненаглядную и самую лучшую подругу Риту Леви, придумав какую-нибудь глупость про тайную любовь к ней одного из романтичных рыцарей Башен. Хотя подруга легко бы поверила в любовь никогда не видевшего ее воина, она уже вряд ли поверила бы самой Ирэн, почему и от этой прекрасной затеи пришлось отказаться с большим сожалением.

В итоге, перебрав массу самых неожиданных вариантов, Ирэн вдруг вспомнила любопытную историю проникновения в Арогдор своего брата. Он упоминал некого челоконя, который в награду за спасенную жизнь легко провел их незамеченными по всем дозорам мутантов и опасным местам ущелий. Наконец долгожданное решение было найдено! Нужно было лишь найти и легко уговорить этого самого Билла, наверняка глупого, передать записку в ближайшую парфагонскую Башню.

Проблема заключалась в том, что в городе имелось несколько тысяч челоконей. В последнее время эта беспечная мутация стала приобретать невиданную ранее популярность, на что не раз жаловался раздосадованный Джавер, покрывая ленивых сограждан самыми изысканными проклятьями за то, что они пожирают больше половины съестных запасов Арогдора. Однако деваться было некуда, и отчаянная Ирэн направилась в огромные конюшни, которые возвышались недалеко от главной Казармы почти в центре города. Зайдя в светлое и вытянутое на целый квартал, парящее на холоде деревянное строение, она обнаружила внутри сотни пропахших стойким запахом пота достаточно чистых стойл, откуда доносился хор умиротворенных храпов и галдеж неспешных любезных разговоров. Обслуживающие рабочие, больше похожие на огромных обезьян, беспрерывно развозили по стойлам ведра с мерзкой едой, тщательно мыли ездовых мутантов и чистили их дорогостоящие седла. Причем каждое действие рабочих сопровождалось обязательной галантной и негромкой благодарностью до тошноты вежливых в основной своей массе челоконей. Недолго думая, Ирэн сразу же подошла к ближайшему из них, на голове которого кокетливо красовалась аккуратная кудрявая стрижка:

– Здравствуйте!

– Спасибо, спасибо, уважаемый господин! – почти шептал он моющему его рабочему.

– Извините за беспокойство! Как мне найти Билла?

– О, Билла? Билл мой лучший друг, – ответил челоконь и, заигрывая, повернулся к рабочему: – Еще ниже потрите, пожалуйста.