Он понимал, что на самом деле кровопотеря не так велика, но ее вообще не следовало допускать. Отругав себя за неуклюжесть, он вытер глаза. Бертрана стошнило в углу. Помощник Гиньяра изо всех сил пытался вырваться, с ужасом глядя на происходящее, но его крики заглушались кляпом.

За окном прокукарекал петух. Начало светать.

Лигатура занимала куда больше времени, чем прижигание, но Кристиан был непоколебим.

Через три минуты тридцать секунд после начала ампутации он взял в руки пилу.

Граф Арно де Врис несся во весь опор из далекого Эсдена, загоняя одну лошадь за другой. В Абвиле он выменял еще одну, следующую купил в Пуа, а третью украл в Бове, стремительно приближаясь к Парижу. Гонец, которого послали с печальными новостями о графине, смог передать послание в Эсден только через десять дней. Лишь одна вещь на свете могла заставить Арно покинуть королевскую службу, и граф молился, чтобы не опоздать и застать супругу в живых. Ему удалось выехать из Эсдена ночью во время грозы, дороги размыло, путь предстоял нелегкий, но граф проделал его удивительно быстро. Вся дорога заняла у него два дня, две ночи и восемь лошадей, и за все это время он останавливался, только чтобы сменить лошадей.

На рассвете, проехав Сен-Дени, он наконец увидел городские стены. У ворот его остановил стражник.

– Ворота откроются через полчаса! – воскликнул он, преграждая графу путь, но Арно ударил его в висок рукоятью меча, открыл ворота и въехал в город.

В дом он прибыл одновременно с Гиньяром. Доктор, даже не поздоровавшись, объяснил графу, что произошло с Симоной, и они побежали наверх по лестнице.

– С радостью сообщаю вам, что состояние вашей супруги улучшилось. Она была на волоске от смерти, но вчера ей стало значительно лучше. Опасность пока не миновала, но…

Арно дернул дверную ручку, но дверь не поддавалась. Не понимая, что происходит, Гиньяр крикнул помощнику, чтобы тот немедленно открыл. Но спустя минуту ему открыл Бертран.

Граф и доктор вошли в комнату и замерли на месте. Увиденное настолько выходило за рамки всего мыслимого, что они даже не сразу поняли, что произошло. Пол был покрыт окровавленной материей и простынями. Уже отмытые от крови инструменты были аккуратно разложены на столе. Ногу Кристиан почтительно завернул в ткань и положил рядом с кроватью, чтобы потом закопать. Раскрасневшийся помощник Гиньяра, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту, бился на стуле, пытаясь освободиться.

Кристиан сидел на кровати. Подняв взгляд на отца, он встал. Его глаза покраснели, лицо осунулось от усталости. Сглотнув, он тихо произнес:

– Я ампутировал ей ногу, отец.

– Идиот! – заорал Гиньяр, бросаясь к постели больной и щупая ее пульс. – Она уже пошла на поправку! Как ты мог?!

– Ее ждала скорая смерть, – парировал Кристиан. – Я в этом не сомневаюсь. С ноги опухоль распространилась бы на…

– Ты сделал это самовольно? – произнес Арно, до которого медленно начало доходить, что здесь произошло. – Ты сделал это без одобрения докторов? Ты сделал это, не имея ни лицензии, ни права… Это так? Да как ты посмел?!

Он подошел к Кристиану и влепил ему такую пощечину, что тот упал. Охваченный горем, граф встал на колени у постели Симоны. Он гладил ее по волосам. Гиньяр подошел к постели больной с другой стороны и откинул простыни. Увидев укороченную конечность, культю, и плотно наложенную, пропитанную кровью повязку, Арно впал в отчаяние:

– Как ты посмел?! Как ты посмел?! Во имя Христа, я должен убить тебя так же, как ты попытался убить ее! Как ты посмел ставить на ней свои эксперименты?! Она моя жена!

– А еще она – моя мать! – воскликнул Кристиан, поднимаясь на ноги и вытирая кровь с уголков рта. – Она не умерла! Она хорошо перенесла ампутацию!

– Боюсь, не так уж и хорошо, – перебил его Гиньяр, прикрывая графиню простыней. – Пульс слабый! Боль лишила ее остатков сил! Все наши труды пошли прахом! Я не могу продолжать лечить ее, граф! Совершенно ясно, что я должен передать ее в руки этому…

– Я не разрешаю вам покидать замок! – прогремел Арно.

– Он прав, отец! Отпустите его, я сам позабочусь о матушке! – упрямо продолжил Кристиан.

– Христа ради, ни в коем случае! Сир, – повернулся к Гиньяру Арно, – приказываю вам! Если потребуется королевский указ, то вы получите его до конца дня. Не отходите от нее!

– Она в тяжелом состоянии, сир. Все, над чем мы работали… – развел руками Гиньяр. – Сейчас остается лишь уповать на волю Божью и Его милость.

– Тогда вы останетесь здесь и будете инструментом в руках Божьих! Мой сын больше не станет мешать вам.

– Боюсь, уже слишком поздно, – вздохнул Гиньяр. – Однако будь по-вашему: я сделаю все, что в моих силах.

Гиньяр полностью отодвинул Кристиана в сторону и стал лечить графиню на свое усмотрение. Граф не отходил от постели жены ни на секунду, поэтому Кристиан не мог наблюдать за состоянием больной и по ночам. Его вообще перестали пускать к ней в комнату.

Первую ночь после операции он провел в библиотеке. От боли Симона проснулась и издала оглушительный вопль. Жуткие звуки разорвали тишину, наполнив каждый уголок дома. Кристиан мучился еще долго после того, как крики прекратились. Он тихо пробрался наверх и, приложив ухо к двери, слушал, что там происходит. Слушал, как отец говорит с матерью. Слушал, как граф рыдает как ребенок. После длинной и утомительной ночи граф вышел из спальни жены. Под глазами залегли тени, волосы и борода были всклокочены. Кристиан заслышал шаги отца и бросился к нему навстречу. Арно помрачнел при виде сына:

– Она еще жива, но это ненадолго. Врачи говорят, что она умрет.

– Она не умерла, отец. И теперь не умрет.

– Если и выживет, то только благодаря нашему Господу и Гиньяру! – отрезал граф. – Твое высокомерие чуть не стоило ей жизни. Если бы она умерла от несчастного случая, на то была бы воля Божья, и я смог бы смириться с этим. Теперь же если она умрет, то от твоей руки. Ее смерть будет на твоей совести.

– Отец, я…

Арно посмотрел на него измученными глазами и едва слышно прошептал:

– Если ты так сильно ненавидел меня, если тебе было так важно сделать мне больно, то лучше бы перерезал мне горло…

– Прошу вас, отец… – побледнел Кристиан. – Я вас не ненавижу. Я не хотел…

– Плевать, чего ты хотел, – отвернулся граф.

– Но отец… ее нога. Если вы больше не пускаете меня к ней, дайте хотя бы… похоронить ее ногу.

Арно застыл на месте, не оборачиваясь, медленно сжимая и разжимая кулаки.

– Я не позволю хоронить мою жену по частям. Когда придет время, я сделаю это сам.

Королева приказала своим врачам оказывать Гиньяру всевозможное содействие, и коридоры заполонили новые орды врачей. Новых видов лечения никто из них не предлагал, никаких радикальных предложений или волшебных решений – просто трезвая медицинская практика. Кристиан, которому запретили появляться на втором этаже, подслушивал их разговоры. Графине остается недолго. Она уже на смертном одре. С каждым подслушанным разговором Кристиан все глубже погружался в пучину отчаяния.

Сказанное графом подтолкнуло Кристиана к неожиданным размышлениям. Выживет Симона или умрет, ему уже никогда не узнать, случилось это из-за него, из-за Гиньяра или по воле Божьей. В гневе он отмахнулся от этой мысли, удивившись собственному тщеславию. Главное, чтобы матушка выжила. Но одно то, что такая мысль пришла ему в голову, заставило его почувствовать себя мелочным и лишь усугубило его страдания.

Бертран безуспешно пытался утешить его добрым словом и в конце концов перешел на бренди. Они сидели на кухне и выпивали, пока повар не выгонял их, и тогда они шли во двор. Кристиан напивался до беспамятства. Отец оказался прав. Он проявил высокомерие и самоуверенность, и если она умрет, то только из-за него. Умрет от руки мальчишки, который даже не стал хирургом, даже не закончил ученичество.

Мать перестала быть его подопытной. Отец жестоко наказал Ива за то, что старший брат не предотвратил произошедшее и допустил мясника Кристиана до матери. Теперь Ив наказывал брата, сообщая ему все более и более грустные новости о состоянии матери.

– Отец места себе не находит, –