Ветер стих. Калитка сзади захлопнулась. Тоня стояла передкрыльцом, заваленным снегом так, что было похоже на пушистую горку. «Какойноябрь снежный в этом году», – пришло ей в голову совершенно некстати, а вследующий момент она обошла крыльцо и вышла в сад.

Никого не было. Тоня сама не знала, что ожидала увидеть, нобыла разочарована. «А если здесь прячется убийца? – неожиданно сообразилаона, и по коже пробежал мороз. – И что я тогда буду делать?» Стараясьступать как можно тише, хотя шагов и так не было слышно из-за снега, она пошлапо саду, постоянно оглядываясь и прислушиваясь. Тишина успокоила ее. Тонянадеялась увидеть какие-нибудь следы и только сейчас сообразила, что если они ибыли, то валящий хлопьями снег сразу скрыл их. Вздохнув, она развернулась,чтобы идти обратно, и замерла на месте.

Под старой райской яблоней, около которой ее в сентябрезастал участковый, что-то белело. Белое на белом – она сама удивилась, какзаметила это. Тоня подошла и подняла со снега смятый листок бумаги с двумяпрорезями для глаз. «Неудивительно, что я не узнала лицо», – подумала она.И тут вдруг почувствовала, что из дома на нее смотрят…

Ощущение было таким сильным, что она обернулась и посмотрелапрямо на дом. И без толку, потому что стена, выходившая в сад, была глухая, безокон, и Тоня об этом знала. Смотреть на нее неоткуда! Ей стало не по себе. Вдеревне стояла тишина, даже собаки не лаяли, и стоять перед облепленным снегомдомом, чувствуя чей-то взгляд и понимая, что этого не может быть, было страшно.Очень страшно.

Крепко сжав в одной руке бумажную маску, а в другой пакет состывшим печеньем, Тоня медленно пошла обратно. У крыльца остановилась, потомучто сзади ей послышался шорох. Она обернулась, но за спиной был толькозаснеженный сад. Глубоко вдохнув, Тоня быстро пробежала мимо крыльца, толкнулакалитку и выскочила наружу. Калитка за ее спиной хлопнула и больше неоткрылась.

Страх прошел, и Тоня застыла на улице в нерешительности.Нужно было кому-то сообщить о маске и о том, что в доме кто-то есть, но она незнала, ни куда звонить, ни с кем разговаривать. Да и что сказать? Мол, мнепочудилось, что на меня кто-то смотрит? Глупость какая. Но оставлять находкупросто так Тоня не могла, листок в ее руке говорил сам за себя. «Капица!» –вспомнила она и обрадовалась. Сразу все стало проще, и Тоня увереннонаправилась к избушке участкового.

Через двадцать минут она шла обратно без былоговоодушевления – Капицы дома не оказалось, Тоня безрезультатно стучала пятьминут в окно. Оставалось только вернуться и ждать до вечера, пока приедетВиктор. У нее мелькнула мысль обратиться к охотнику Женьке и рассказать, что взаброшенном доме кто-то есть. Но что тот-то мог сделать? Не пойдет же он, вконце концов, выламывать дверь в чужом доме! И самое главное – на задней стененет окон!

Раздумывая, молодая женщина почти дошла до опустевшего домаМысиных, когда впереди на дороге показалась темная фигура. Тоня остановилась,пригляделась… «Графка! – мысленно ахнула она. – Опять?!» Старикмедленно ковылял к ней, закутавшись в старую телогрейку, которую она уже виделана нем. Рваная черная ушанка закрывала лоб, но не настолько, чтобы Тоня неразглядела старый синяк на правой брови. Она свернула с дороги на тропинку,помня о том, чем заканчивались их последние встречи, и с твердым намерением недать сумасшедшему повода начать буйствовать. Но Графка перелез через сугробы итоже оказался на тропинке, ведущей к Тониному дому. Тоне опять стало не по себе– старик явно хотел встретиться. Она остановилась и стала ждать.

– Что, покойница, удрать хотела? – еще издалекахрипло крикнул старик. – От Евграфа не удерешь!

– Что вам нужно? – сдерживаясь, спросилаТоня. – Опять орать станете?

– Зачем орать? – усмехнулся алкаш, подойдя к ней. Выгляделон еще хуже, чем в прошлый раз: ушанка его была в чем-то измазана, а втелогрейке просвечивали дыры. – Орать не я буду, а ты! Что, огонька нехватило на тебя? Ты не бойся, хватит на вас на всех!

Глаза его забегали по Тониному лицу, и ей захотелосьзакрыться от Графки рукой. Алкаш поднял руку, вытянул перед собой длинныйжелтый палец и направил его на Тоню.

– И что это у нас такое? – Голос его сталудивленным. – Своровала! Своровала!

Тоня посмотрела на пакет с печеньем, но Графка говорил не онем. Он не сводил взгляда с белого листа с двумя прорезями, который онапо-прежнему держала в руке.

– Это что, ваше? – опешила она.

Старик ничего не ответил, только перевел на нее слезящиесяглаза.

– Ой какая ты, покойница, любопытная, – почтиласково произнес он. – И зачем же это ты такая любопытная? Ну-ка, дайсюда!

С неожиданным проворством он схватил маску. Тоня отудивления разжала пальцы, и бумажный лист оказался у Графки.

– Вы что, с ума сошли? – изумилась Тоня. –Отдайте сейчас же!

Она протянула руку, чтобы выдернуть маску, но старик,усмехаясь, разорвал лист на две части. Тоня открыла рот, но не успела ничегокрикнуть – сумасшедший начал ожесточенно отрывать кусочки от бумаги, отбрасываяих в сторону. Глаза его загорелись, рот растянулся в улыбке. Он стоял передТоней, оскалив гнилые зубы, а вокруг летали белые клочки, опускаясь на снег.

– А-а, снежок полетел! – обрадованно произнесГрафка. – И тебя, курва глазастая, надо бы по тому же снежку раскидать!

На лице его появилось сосредоточенное выражение, словно онвсерьез обдумывал, разорвать ему Тоню или нет. Она не успела ни удивиться, нииспугаться, как он шагнул ей навстречу, обхватил двумя руками и швырнул в снег.

Она упала прямо в сугроб и забарахталась, пытаясь подняться.Но сугроб был большим и мягким, и Тоня только глубже утопала в нем. Лицозалепило снегом, и она быстро провела по нему рукой, чтобы увидеть, где Графка.Старик подходил к ней, слегка раскачиваясь, и ей достаточно было одноговзгляда, чтобы понять: он окончательно сошел с ума. Глаза его горели диковатымогнем, рот кривился, он бормотал что-то себе под нос, покачивая головой в тактдвижению. Тоня замерла на месте. Внезапно в голове всплыло воспоминание –большие руки с длинными, крепкими пальцами. Она тогда еще удивилась, как уалкоголика могут быть такие руки.

Графке оставалось сделать до нее два шага. От страхасообразив, что нужно делать, Тоня перекатилась по снегу и, оказавшись натропинке, вскочила на ноги. Старик остановился, наклонил голову и принюхался.

Это было так нелепо, что Тоня, собиравшаяся позвать напомощь, не смогла произнести ни звука. Совершенно по-звериному Графка втянулрасширившимися ноздрями воздух, и довольная улыбка расплылась по его лицу.

– Хорошо! – нараспев произнес он. –Испуга-а-лась… Вкусно!

Внезапно, словно озарение, в мозгу Тони мелькнула догадка,она бросила взгляд на Степанидин дом, опять на алкаша, стоявшего перед ней, ипопятилась.