Марселя Паш столкнулся с еще одной неприятной ситуацией. Для погрузки бочек на корабль он привлек американских солдат, которым, конечно, ничего не сказали о сверхсекретных материалах. Но, перетаскивая адски тяжелые бочки, оставлявшие на руках желтый металлический налет, солдаты быстро сделали вывод, что крадут французское золото; французы с готовностью приняли этот слух на веру. Это не шло на пользу репутации Америки, но Паш решил, что лучше позволить им верить в это, чем нарушить правила безопасности и раскрыть правду.

Тридцать тонн концентрата были отправлены из Марселя в Бостон, а оттуда – на предприятия по обогащению урана в Ок-Ридже; уран-235 из этих бочек в итоге попал в бомбу, которая уничтожила Хиросиму. Тот же путь проделали и 68 тонн бельгийской руды. В сумме получилось почти 100 тонн, что в нормальной ситуации было бы фантастическим уловом. Но в бельгийских документах речь шла о 1000 тонн урана. Где же остальные? До их обнаружения союзники не могли избавиться от страха проснуться однажды утром и увидеть за окном грибовидное облако.

Той же осенью произошел печально известный конфуз с рейнским вином. Все началось с непродуманной идеи Роберта Оппенгеймера. В рамках Манхэттенского проекта в штате Вашингтон был только что построен реактор, для охлаждения которого использовалась вода из реки Колумбия. Оппенгеймер рассудил, что в немецком реакторе, скорее всего, тоже используется речная вода, и предложил обследовать Рейн в поисках указаний на место его расположения. Например, отсутствие зимнего льда возле промышленного предприятия могло указывать на то, что там выделяется огромное количество тепла. Летом река могла быть загрязнена радиоактивными изотопами, и Оппенгеймер предложил делать заборы воды, чтобы проверить это.

С учетом множества других своих забот он, вероятно, забыл об этой идее, но о ней не забыли в конторе генерала Гровса. Рейн течет с юга на север через всю Германию, а затем проходит по территории Голландии, поэтому, когда союзная армия очистила от немцев Бельгию и вошла в Нидерланды, команда «Алсоса» получила срочную шифрованную радиограмму – подсуетиться и добыть образец речной воды. Проблема заключалась в том, что на тот момент союзники занимали только один берег Рейна. Рейх контролировал противоположную сторону реки, а мосты считались ничейной территорией. Поэтому, когда какой-то бедолага из «Алсоса» однажды явился с ведром и веревкой и попросил у американского капитана разрешения зайти на мост, тот ответил, что, если он настолько глуп, держать его никто не будет. Вскоре на обоих берегах собрались толпы, чтобы посмотреть на это представление. Бездельники-немцы даже решили поупражняться в стрельбе и пытались попасть в бойца «Алсоса», не целясь. А он, не поднимая головы, прополз достаточно далеко, чтобы зачерпнуть воды, и вернулся невредимым, даже не слишком много расплескав.

В штаб-квартире «Алсоса» в Париже научные работники запечатали воду в бутылки и упаковали их в коробки для отправки в Вашингтон. В последнюю минуту кто-то, решив пошутить, добавил к ним бутылку французского красного вина из региона Руссийон с запиской, что его тоже нужно проверить на «активность». К сожалению, у офицеров Гровса не было чувства юмора. Получив посылку, они прилежно разлили вино по пробиркам и включили счетчики Гейгера. К их ужасу, в нем обнаружились радиоактивные изотопы.

Вскоре в штаб-квартиру «Алсоса» пришла депеша: «Вода – отрицательно, вино – положительно. Пришлите еще». Сэмюэл Гаудсмит и компания от души посмеялись над таким ответом. (Пожалуй, эти вояки не совсем безнадежны.) Гаудсмит скомкал сообщение и вернулся к работе. Но через несколько дней пришла вторая телеграмма с требованием сообщить, где вино. Гаудсмит попытался объяснить шутку, но безуспешно. «Приказ есть приказ, – сказали в Вашингтоне. – Пришлите еще вина». Подавляя раздражение, Гаудсмит отвлек одного сотрудника от изучения немецких документов (на самом деле нужной работы) и отправил его в десятидневную командировку с нелепым поручением – собирать бутылки по всему региону.

Оказалось, что виноградная лоза, по-видимому, всасывает из почвы всегда присутствующие там радиоактивные атомы и концентрирует их. (Нечто подобное делают и кусты табака.) Зная, что всякие объяснения бесполезны, «Алсос» собрал целый ящик красного вина и отправил его в Вашингтон. Однако Гаудсмит извлек из этого максимум пользы. Он настоял, чтобы его порученец брал по две бутылки с каждой попавшейся ему винодельни, одну для Вашингтона и другую – «архивную копию» – для «Алсоса». Члены команды тоже проверяли вино на активность – старым добрым способом.

Помимо лишенных чувства юмора военных, Гаудсмиту было еще о чем беспокоиться, когда союзники стали освобождать Нидерланды, – о судьбе родителей. До войны он боялся, что никогда больше не увидит родину, а когда наконец прибыл в страну 29 сентября, то обнаружил, что она находится в крайне трудном положении. Шедшие с переменным успехом бои между армиями опустошили огромные территории, у тысяч людей не было ни еды, ни воды. Но случались и проблески надежды, например, когда маленький мальчик подарил ему оранжевый бант. «Я испытываю такую гордость, как будто это настоящая орденская лента», – писал он жене. Он прикрепил бант к ее фотографии.

Гаудсмит приехал в Голландию, чтобы изучить документы завода, который когда-то поставлял в Пенемюнде электронно-лучевые лампы; он подозревал, что Урановый клуб тоже заказывал там какие-то детали. Завод находился всего в 130 км от Гааги, где Гаудсмит провел детство, и, хотя добраться туда было невозможно (немцы контролировали территорию между ними), он надеялся, что кто-нибудь в этом районе слышал какие-то новости.

И действительно, на заводе он встретил молодого голландского физика, ученика своего друга Дирка Костера. Студент подтвердил, что родителей Гаудсмита действительно депортировали; штемпель на последнем письме, которое Гаудсмит получил из концлагеря в Чехословакии, не обманул. Тем не менее Костер не потерял надежду. Он отправлял им в лагерь посылки с едой, чтобы помочь продержаться. Более того, студент упомянул, что Костер обратился к «влиятельным немецким коллегам» с просьбой замолвить за них слово.

Неизвестно, сказал ли студент, что одним из этих коллег был Вернер Гейзенберг, но это выглядит правдоподобным. Если так, Гаудсмит, должно быть, почувствовал укор совести. Во время войны он предлагал похитить Гейзенберга, а теперь, когда Жолио уже находился в их руках, этот ученый стал главной мишенью «Алсоса». Тем не менее новость, должно быть, вселила в него надежду. В конце концов, они с Гейзенбергом когда-то были друзьями, и тот даже обедал в доме его родителей. Конечно, он бы помог, если бы это было в его силах.

Глава 51

Здоровые лучи, здоровые зубы, здоровая паранойя

Команда научных сыщиков Гаудсмита состояла примерно из 30 специалистов в возрасте от аспиранта до пенсионера. Большинство из них носили на работе военную форму, хотя от них и не требовалось проходить строевую подготовку или отдавать честь. На многих форма сидела как на чучелах. Некоторые воспользовались разлукой с женами, чтобы поэкспериментировать с отращиванием усов.

Бóльшую часть времени они проводили за изучением документов, которые изымали в лабораториях и на предприятиях по всему Парижу. Выше всего ценились технические документы, но пристальное внимание уделялось также личным и деловым бумагам, которые помогали восстанавливать социальные связи ученых. Если известно, что Ганс работает над расщеплением атома, рассуждали они, и он поехал на поезде навестить Дитера, то и Дитер, вероятно, тоже работает над расщеплением. Ни один клочок бумаги не считался пустяком, недостойным внимательного изучения: в течение нескольких месяцев команда Гаудсмита собирала данные из настольных календарей, журналов встреч, транспортных накладных, трамвайных билетов, схем рассадки сотрудников и чеков из книжных магазинов. Гаудсмит особенно обрадовался, обнаружив пачку использованных листов копировальной бумаги для пишущих машинок. Используя трюк, о котором он узнал из детективного романа, он смог прочитать немало писем, рассматривая копирку против света. (Использованные копировальные листы похожи на фотонегативы – белый текст на черном фоне.) Наблюдавший за работой спецов Борис Паш посмеивался про себя, когда они разбирали содержание какого-нибудь каталога или адресной книги, по его выражению, с таким рвением, словно это был «пикантный французский роман». Часто они так увлекались работой, что забывали