на косметику. Одним из многообещающих продуктов в их ассортименте была зубная паста Doramad на основе тория, чьи радиоактивные свойства предположительно отбеливали и осветляли зубы. (В рекламе Doramad того времени говорилось: «Мои лучи массируют ваши десны. Здоровые лучи – здоровые зубы!») Кража тория была просто грязной уловкой, чтобы обеспечить себе доминирующее положение на послевоенном рынке. Что касается счета за гостиницу, Янсен действительно был в гостях у матери.

В некотором смысле это была отличная новость: нацисты не разработали быстрого способа получения начинки для атомных бомб. (Дальнейшие исследования показали, что торий в любом случае не особо годился для этого, потому что при производстве урана-233 образуются побочные продукты, гасящие цепные реакции.) Тем не менее команда Гаудсмита чувствовала себя довольно глупо, дойдя до умопомрачения из-за зубной пасты. Что еще хуже, они так и не узнали ничего полезного о нацистской атомной бомбе.

Глава 52

Беспощадный тип

В 1944 г. давно обсуждавшийся план похищения Вернера Гейзенберга внезапно получил новый толчок и стал набирать обороты. Шпионы наконец выследили физика в Шварцвальде (название прямо из сказок братьев Гримм), и, обнаружив свою главную научную цель, генерал Гровс и Дикий Билл Донован принялись составлять планы того, как до нее добраться.

Для руководства операцией они выбрали Карла Эйфлера, которого однажды назвали, «без сомнения, самым жестким и беспощадным типом во всем зверинце УСС». Эйфлер, поступивший на военную службу в возрасте 15 лет, неуживчивостью походил на Бориса Паша, но отличался от него полным отсутствием совести. «Считайте себя преступниками, – посоветовал он однажды новобранцам УСС. – Нарушайте все когда-либо принятые законы». Ростом под два метра и весом 127 кг, размерами и манерами он походил на медведя гризли. Выпив, он любил стрелять по стопкам, стоящим у людей на головах.

Эйфлер заработал свою репутацию в 1943 г., когда сражался с японцами в джунглях Бирмы. Вначале у него было всего несколько десятков солдат (включая режиссера Джона Форда, который сумел запечатлеть несколько удачных нападений из засады), но вскоре Эйфлер уже командовал армией из 10 000 озлобленных бирманцев и с учетом финансовых затрат провел одну из самых успешных кампаний за всю войну. Используя тактику внезапного нападения, бирманские ополченцы уничтожили десятки аэродромов и железнодорожных станций на территории в 26 000 кв. км джунглей, убили и ранили 15 000 японских солдат, потеряв при этом всего 85 человек с бирманско-американской стороны. (Один из их любимых трюков состоял в том, чтобы установить острые бамбуковые колья в зарослях вдоль дороги и устроить засаду на японских солдат, которые, бросаясь в укрытие, напарывались на эти колья.) Многие представители коренных бирманских племен хранили в качестве сувениров сморщенные коричневые уши убитых японцев, которые они носили на шее в бамбуковых трубках. У некоторых их было по несколько десятков.

Самый известный из своих бирманских подвигов Эйфлер совершил в марте 1943 г., когда вместе с небольшим отрядом предпринял набег на прибрежную японскую базу. Их лодки не могли причалить из-за волнения на море, и они рисковали разбиться о прибрежные скалы или быть унесенными в море. Они уже едва могли управлять лодками, но тут Эйфлер схватил трос, прыгнул в воду и стал пробиваться к берегу. Несколько раз его швыряло головой о камни, подводное течение тянуло его назад, но через несколько минут он, окровавленный и ошеломленный, сумел выбраться на берег. Прежде чем потерять сознание, он с помощью троса вытянул все пять лодок в безопасное место. По своей удали этот поступок превзошел даже приключения Джона Кеннеди.

Операцию он спас, но очнулся со звоном в ушах и мучительной головной болью. (От ударов о камни он, скорее всего, получил несколько сотрясений мозга, если не необратимое повреждение этого органа. Позже у него наблюдались судороги и другие неврологические проблемы.) Несколько недель он жил словно в тумане и засыпал с таким трудом, что на ночь ему приходилось глотать обезболивающее и хлестать бурбон, чтобы отключиться. Это не пошло на пользу его психическому здоровью, и иногда он начинал рыдать безо всякой причины. Слухи о его неуравновешенном поведении наконец дошли до Донована, и у того не осталось выбора, кроме как лишить Эйфлера командования, что было весьма унизительно.

Такое понижение в должности огорчало и Донована: сам бесшабашный вояка, он сочувствовал тяжелому положению Эйфлера. К тому же Эйфлер был слишком ценным кадром, чтобы оставлять его не у дел. Поэтому через несколько месяцев Донован предложил ему авантюру, которая, по его мнению, могла бы увлечь этого безжалостного типа, – позабавиться, охотясь на некоего ученого в Германии.

В начале 1944 г., после столь необходимого ему отдыха, Эйфлер начал обсуждать с представителями УСС эту операцию – настолько секретную, что ей даже не присвоили кодового названия. Данные здесь расходятся, но для начала Эйфлер встретился с одним из заместителей Гровса, который вкратце рассказал ему о Гейзенберге и ядерных бомбах. Эйфлер не имел представления ни о том, что означает «деление ядра», ни тем более кто такой Гейзенберг, но он имел представление о том, что такое «грязная война». Так что он прервал заместителя: «От меня требуется его пришить?»

Представитель Гровса даже отшатнулся: «Ни в коем случае». Вместо этого Эйфлеру следовало «лишить противника доступа к мозгу Гейзенберга» – эвфемизм, который они выбрали для похищения.

– Как по-вашему, вы сможете похитить этого человека и доставить его к нам?

Эйфлер не колебался:

– Когда начинать?

– Боже мой, наконец-то мы нашли кого-то, кто говорит «да», – восхитился человек Гровса.

Через несколько дней Эйфлер встретился с Донованом и другими представителями УСС. К тому времени он продумал прикрытие – историю, призванную обмануть не только немцев, но и союзников. Он предложил начать операцию из Швейцарии. Там он будет изображать из себя американского таможенного агента, который хочет изучить, как нейтральные страны осуществляют пограничный контроль во время войны. «Это даст мне возможность понаблюдать за их границами и выяснить, как их нарушить», – пояснил он. Что касается самого похищения, он предложил использовать дюжину спецназовцев для налета на новую лабораторию Гейзенберга, расположенную всего в 80 км от швейцарской границы. Слегка пристукнув физика, чтобы не рыпался, они тайно переправят его обратно в Швейцарию, угонят самолет и полетят в Англию. Плевое дело.

Донован немедленно возразил – не против избиения Гейзенберга или грубого нарушения швейцарского нейтралитета, но против посадки в Англии. Ни при каких обстоятельствах они не хотели вовлекать в дело чертовых британцев. Эйфлер принял это к сведению. Он начал размышлять вслух и выдвинул еще более безумный план. Вместо того чтобы лететь на угнанном самолете в Англию, они могли направиться к Средиземному морю. Там самолет можно было бы бросить и выпрыгнуть с парашютами в ледяную воду. Ах да, и затем встретиться в темноте с субмариной, которая проскользнет через группировку немецких подлодок и доставит их в безопасное место.

Раз никаких британцев не предусматривалось, этот план вполне устраивал Донована. Забавно, но именно Эйфлер начал рассуждать дальше и указал на некоторые возможные осложнения. Что, если подлодка задержится? Или встрече помешает шторм? Донован только усмехнулся. Карл Эйфлер, сказал он, вы последний человек на Земле, который станет беспокоиться о чрезмерных рисках. «Может, оно и так», – согласился Эйфлер. Но у него остался еще один вопрос: что, если их поймают?

Прозвучал вроде бы знакомый ответ: «Тогда придется лишить противника доступа к мозгу Гейзенберга», но смысл эвфемизма изменился в более мрачную сторону. Эйфлер получил добро на уничтожение ученого, чтобы тот не попал обратно в руки немцев.

Эйфлер кивнул.

– Хорошо, я пришью его, и меня арестуют за убийство. Дальше что?

– Мы отречемся от вас.

Они откажутся признавать, что когда-либо слышали о нем.

– Лады, – сказал Эйфлер.

Он ожидал такого ответа, и это его не беспокоило. Пора было браться за работу.

Впрочем, на этот раз сомнения по поводу безумного плана возникли у УСС. Донован восхищался дарованиями Эйфлера, какими бы они ни были, но для такой операции этот человек был слишком безрассуден. Германия – это не джунгли, где можно было кромсать всех