— Полагаю, лучше отыскать Белгариона и поинтересоватьсяу него лично.

Двери снова распахнулись, и вошла королева-мать,сопровождаемая юной Пралой.

— Доброе утро, матушка, — приветствовал ееУргит. — Почему ты бродишь по этому сумасшедшему дому?

— Ургит, — сказала королева, — ты сильновыиграл бы, если б прекратил превращать все в шутку.

— Для меня это единственное средство стойко переноситьлишения, — беспечно ответил король. — Я проигрываю войну, половинаподданных готова предать меня и выслать мою голову на тарелочке в дар Закету,скоро я потеряю рассудок, и в довершение всего у меня, похоже, вот-вот вскочитчирей на шее. На свете так мало вещей, над которыми можно посмеяться, матушка,так позволь мне пошутить вволю, покуда я на это еще способен.

— Почему ты упорно настаиваешь на том, что непременносойдешь с ума?

— Все мужчины в семействе Урга в течение последних пятисотен лет теряли рассудок, не дожив до пятидесяти лет, — напомнил материУргит. — Кстати, это одна из причин, почему мы становимся такими хорошимикоролями. Никто, находясь в здравом уме, не захотел бы заполучить тронХтол-Мургоса. Ты о чем-то хотела побеседовать со мною, матушка? Или простоощутила потребность насладиться моим приятным обществом?

Королева оглядела присутствующих.

— Кто из вас, благородные господа, муж миниатюрнойрыжеволосой женщины?

Гарион стремительно вскочил.

— Она здорова?

— Женщина по имени Полгара — та, с седой прядью надбровью, — сказала, что вы тотчас же должны прийти. Молодая госпожапребывает в некотором расстройстве.

Гарион поспешил вслед за королевой-матерью к выходу. Подлесамых дверей она помешкала и взглянула на Шелка, который натянул капюшон тотчасже, как только она вошла.

— Почему бы вам не сопроводить вашего друга? —спросила она. — Хотя бы для виду?

Они покинули комнату и, пройдя через аляповатый коридор,вскоре очутились возле дверей темного дерева, которые охраняли двое вооруженныхстражников в кольчугах. Один из них распахнул дверь с почтительным поклоном, иТамазина вошла в свои покои. За нею последовали Гарион и Шелк. Покоикоролевы-матери были отделаны со вкусом, не в пример прочим помещениям дворцаДроим, отличавшимся варварской роскошью. Стены тут были чисто выбелены, аукрашения очень просты и вместе с тем изящны. Полгара сидела на низенькомдиване, держа в объятиях рыдающую Сенедру. Чуть поодаль стояла Бархотка.

«С нею все в порядке?» — быстро спросили пальцы Гариона.

«Не думаю, что это так уж серьезно, — ответили рукиПолгары. — Простой нервный срыв, но я не хочу, чтобы подобные приступыдепрессии продолжались подолгу. Она все еще не вполне оправилась от меланхолии.Может быть, тебе удастся ее утешить».

Гарион подошел, опустился на колени и ласково обнял Сенедру.Она прильнула к его груди, безутешно плача.

— Молодая госпожа часто страдает подобными приступами,Полгара? — поинтересовалась Тамазина, когда обе они удобно устроились укамина, в котором весело плясало пламя.

— Это с нею изредка случается, Тамазина, —ответила Полгара. — В ее семье недавно произошла трагедия, и время отвремени у бедняжки сдают нервы.

— А-а. Позвольте предложить вам чашку чаю, Полгара. Ялюблю чаевничать по утрам, это так успокаивает, — сказала мать Ургита.

— Конечно. Благодарю вас, Тамазина. Чай придется какнельзя более кстати.

Рыдания Сенедры мало-помалу смолкли, но юная женщина все ещесудорожно прижималась к груди Гариона. Но вот она подняла голову и утерласлезы.

— Мне так стыдно, — извиняющимся тоном сказалаона. — Уж не знаю, что на меня нашло.

— Ничего страшного, дорогая, — прошептал Гарион,все еще обнимая ее за плечи.

Сенедра прижала к заплаканным глазам тонкий платочек.

— Должно быть, у меня ужасный вид. — Онапрерывисто вздохнула.

— Умеренно ужасный, — с улыбкой согласился Гарион.

— Я уже предупреждала тебя, дорогая, что ты никогда недолжна плакать при людях, — напомнила ей Полгара. — У рыжеволосыхженщин слишком нежная кожа, и от слез она мгновенно покрывается пятнами.

Сенедра улыбнулась дрожащими губами и поднялась.

— Мне, наверно, следует пойти умыться. А потом, еслипозволите, я ненадолго прилягу. — И, повернувшись к Гариону, сказалапросто: — Спасибо, что пришел.

— В любое время к твоим услугам, — ответил он.

— Почему бы тебе не проводить гостью, Прала? —предложила Тамазина.

— Охотно, — сказала тоненькая принцесса,поднимаясь на ноги.

Шелк нервно переминался с ноги на ногу подле самых дверей,старательно натягивая на лицо капюшон и все ниже опуская голову.

— Ах, да полно вам, принц Хелдар! — воскликнулакоролева-мать, как только Сенедра вышла, сопровождаемая Пралой. — Я узналавас еще вчера вечером, так что не трудитесь прятать лицо.

Шелк тяжело вздохнул и откинул с лица капюшон.

— Этого-то я и боялся, — вздохнул он.

— Капюшон все равно бессилен скрыть самую заметнуючасть вашего лица, — заявила Тамазина.

— И что же это за часть такая, госпожа?

— Ваш нос, Хелдар, ваш длинный острый нос который всюдупоявляется значительно раньше, чем его обладатель.

— Но это же такой благородный нос, госпожа, —смущенно улыбнулась Бархотка. — Без него принц не был бы стользамечательным человеком.

— А вам он, видимо, не по нраву? — спросил Шелк уТамазины.

— Но ведь все равно ничего нельзя поделать, принцХелдар, — сказала королева-мать. — Итак, сколько же лет прошло с техпор, как вы покинули Рэк-Госку, преследуемые по пятам доброй половиной армиимургов?

— Лет пятнадцать — двадцать, госпожа, — ответилШелк, подходя ближе к огню.

— Я опечалилась, узнав, что вы отбыли, — ответилакоролева. — Вы, разумеется, не отличаетесь приятной наружностью, но речьваша в высшей степени забавна, а в доме Таур-Ургаса было так мало забав.

— Насколько я понимаю, вы не намереваетесь раскрыватьмое инкогнито, по крайней мере, широко объявить о том, кто я на самом деле?