нормально проскакали, но дальше уже по сугробам пошли, которые лошадям местами по пузо. Дарья что могла расчистила, на полпути две–трети резерва раздала и поумерила пыл.

Плетёмся еле–еле… Слева — поле, мельница вдалеке, замок князя на пригорке из дымки башнями выглядывает, справа — лесной массив, которой постепенно перерастает из хоженого в дикий. В зимнее время тут и подавно путника никакого не встретишь. Страшно ходить.

Поворот на дорогу к деревне проводники кое–как вычислили по косвенным признакам и едва заметной колее от саней, которые мы с провизией отправляли.

Колонной узкой в просеку стали углубляться. То под кронами идём, то лес немного отступает. Деревья всё крупнее да ветвистее по флангам, местами буреломы обширные, будто гигант прошёлся. Вроде недалеко от цивилизации, а как будто в заднице мира оказались.

— И много половцев порубил, барин? — Спрашивает Пересвет по дороге, стараясь ко мне поближе быть.

Ещё вчера он долго молчал, изучая поместье да новых людей, а уже после ужина скромно поинтересовался, как я Буфу грохнул. Отшутился, что та козой поперхнулась. Больше он не допытывался. Какой–то слишком уж важный.

— Одного или двух, нечем похвастать, — посмеиваюсь, парируя и этот вопрос.

— Какой обидчивый, — бурчит витязь и к Дарье пристаёт. — А ты красно–девица, гляжу, хлопоты домашние на дело ратное поменяла.

Дарья кивает скромно. Разрумянилась вся, то ли от холода, то ли от смущения. Её Руслан в тени могучего Пересвета едет на выделенной из казны лошади тише воды ниже травы.

— Магией изумрудной балуешься, в Академию, небось, ходила? — Продолжает витязь.

— Ходила, — отвечает магичка уже недовольно.

— О, птица важная значится. А луком хорошо орудуешь?..

Докопался до Дарьи, которая не знала, куда деться. Дружинники только и рады, посмеиваются. А вот Руслан сам себе под нос шипит.

Только после обеда мы к деревеньке и вывалились измотанные и злые. Потому что долбаные три километра ползли, как тараканы. Под конец, чтоб нам жизнь мёдом не казалась, снег повалил ещё сильнее, ухудшая видимость в разы.

И вот наше Елькино! Стоит деревенька на поляне, окружённая дремучим лесом. Компактно расположены шесть домов, три сарая, лесопилка небольшая и участки, забором обнесённые, что в лес упираются. Всё занесено на треть, крыши толщами снега накрыты, дорожки узкие от дома к дому расчищены. На улице никого. Тихо, мирно на первый взгляд. Будто люд от нарастающей метели попрятался.

— Печи не топятся, — первым заметил неладное Пересвет, всматриваясь в полу–мглу.

С лошадей слезли, стали расползаться по территории, но не прошло и минуты, один из дружинников закричал из–за ближайшего сарайчика:

— Здесь кровь!.. О Велес! Все сюда!

— А ну стоять! — Прогремел Пересвет. — Глядите в оба, не упускайте друг друга из виду!

И всё равно половина баранов пошла смотреть. Я в том числе. А там… волки растерзанные!! Прямо на клочки порванные, головы в одной стороне, задницы в другой, шкуры серые — в третьей! Пригляделись: припорошены ошмётки да кровь.

Радует, что людских трупов нет. Вроде.

Ощетинилась дружина. Не теряя бдительности, к избам пробираемся, жителей ищем. Как назло, долбанный снег повалил так, что видимость ухудшилась до десяти метров от силы. У половины домов окна выбиты, двери выломаны, снег уже в хатах давно. Борозды глубокие на брёвнах, брызги крови. Следы борьбы!

Твою мать! Всё же оборотни тут побывали.

— Сюда! — Крикнула Дарья, зазывая к дальнему большому сараю. От её крика сердце чуть не обвалилось.

В снегу по пояс вывалился я на дорожку и к магичке поспешил. А там вокруг всё истоптано, следы крупного зверя всюду. Одна стена с пробоиной, которая изнутри завалена досками, дровами да вязанками сена, колья торчат, часть в клоках бурой шерсти, треть обломана. Входные ворота на соплях держатся, их будто грызли, живого места нет.

Дружинники пробуют открыть. Подковырнуть мечами. А с той стороны, похоже, тоже забаррикадировано.

— Свои! — Кричат мужики, пытаясь пробиться. — Есть кто⁈

— Гайянэ! — Зову, подскочив. И детский плач слышу! Долго не думая, чуть в сторону отошёл, чтоб не углядели свои, прислонил руку к доскам стены и магией раскрошил себе дырку. Дальше пришлось ещё тюк сена толкнуть, чтоб пробиться. И малость охренеть.

Внутри среди наваленных вязанок люди ютятся, сбившись в кучку, как цыплята под наседкой. Три десятка человек, в основном старики да дети, несколько женщин. Пара моих дружинников, посланных с чернявкой. Кто–то спит, кто–то трясётся, как эпилептик. Ближе ко входу моя Гайянэ в притирку с Богданом долговязым в шкурах укутанные. Он с топором и ошалелыми глазами на меня смотрит, девушка спит с копьём, выставленным в сторону пробоины. По стенкам ещё два моих дружинника лежат, судя по открытым, блестящим от инея глазам, они уже какое–то время мертвы. Да вон, вижу, весь настил под ними в почерневшей крови. Ну сука, кто…

Богдан в полуобмороке на меня дёрнулся было, явно не здороваться.

— Да я, это я! — Спохватившись, ответил, выходя из ступора.

— Барин, — прохрипел староста, выдохнув с облегчением. — Всё–таки пробился Тимофеюшка…

Они гонца посылали⁈ Только он нихрена не пробился.

— Никаких вестей от вас не было, — ответил как есть, приближаясь вплотную. — Тяжело раненные есть? Что случилось?

— Разбудили Лихо, разбудили Лихо, — шепчет одна из женщин, трясясь и зубами постукивая, двух деток лет пяти–семи обхватила. Те смотрят на меня затравлено.

— Это чернявка всё, накликала беду, — прошипела щуплая бабка с пепельными косами и глазами навыкате чёрными, прижимая чумазого подростка.

Тем временем наши уже расковыряли вход и пробуют сдвинуть завалы. Позади меня шевеления, чуть сердце в пятки не упало. А это Дарья догадалась следом за мной пойти.

— Закрой рот травница, — прорычал на бабку Богдан. — Тебе только бы беды на других спихнуть. Не виновата она. Помоги ей барин, девка за нас, как волчица за волчат дралась. Если бы не она, не дожили бы мы до вашего прихода.

Подскакиваю к Гайянэ, откидываю накидку, а там вся одежда в крови! Но вроде дышит.

Да что ж такое! Из одной задницы только вылезли, и сразу в другую. Дарья тоже бросилась помогать. Затаив дыхание, смотрю, как магичка лечебным амулетом Гайи касается. А та вообще не реагирует поначалу.

Дружинники пробиваются вовнутрь, спешат в первую очередь детям помочь, своими плащи тёплыми укутывая. Судя по всему, сидят они здесь уже не первый день, все продрогшие и голодные.

— Это оборотни,