— Я думаю, — Евдокия попыталась обратить внимание князя на другую сторону своей идеи, — что если сейчас с сословиями ничего не начать делать, то с каждым поколением разделение будет увеличиваться и станет похожим на кастовое.

— Кастовое? Не понимаю, — сдвинул брови князь.

— Услышала это слово у португальских торговых гостей. Означает породу, которая не может смешиваться с другими ни при каких обстоятельствах.

— Хм, интересно.

— Но нам это не нужно. Это прямой путь к вырождению. А нам было бы хорошо помогать в возвышении умнейшим, выдающимся людям, а недостойных спихивать с Олимпа, чтобы не занимали чужих мест, не тратили попусту государственное время, силы, резервы.

Юрий Васильевич закашлялся, вновь посмотрел на боярышню, пытаясь понять,говорит ли она по своему разумению или это слова брата, великого князя, а может племянника. Он тот ещё умник.

— Всё это непросто, — ничего не решив, нехотя произнёс он. — Для начала надо разобраться со статусом бояр и князей, присягнувших брату, прописать в грамотах различия дворян и боярских детей.

— Ну, с дворянами действительно хаос, а что неясного в боярского детях?

— Неясно с потомками боярских детей, которые осели на земле и успешно хозяйничают, откупаясь от службы. Не забывай о торговых гостях, посадских и…

— Да, да, тут надо наводить порядок, — с охотой согласилась Дуня, — но главное прочертить вертикаль, по которой человек из любого сословия мог бы подниматься вверх, — повторила она, надеясь услышать, что князь скажет насчёт продвижения её идеи.

— Надо думать, — поняв, что боярышня ждёт его ответа, он ответил ей как смог. — Пока одни вопросы.

— Главное — начать думать, — не отступала Дуня, — или задавать вопросы вслух, а ответы сама жизнь подскажет.

— Например? — со вздохом спросил князь.

— Каким образом может возвыситься купец? — Евдокия вспомнила, что отчим Александры из купеческого сословия и этот пример будет интересен князю.

— Ну и каким? — оправдал он её ожидания и позволил вновь втянуть себя в обсуждения. — Воины всегда будут поминать ему, что он из купцов и боярин из него будет ущербный!

— А если он посвятит свою жизнь тому, чтобы помогать калечным воинам? Или раз за разом станет доставлять из дальних стран важные для нас сведения? А может,на его деньги будут строиться хлебные хранилища?

— Хм, достойная жизнь... — неопределённо заметил князь. — Ну, а что должен сделать хлебопашец, чтобы возвыситься? Вырастить много хлеба и накормить им всё княжество? — пошутил он.

— Вот именно! Придумать, как вырастить столько зерна, чтобы больше никто никогда не голодал.

— Ладно, вижу, что ты выдумщица, но мысль твою понял, — вздохнул Юрий Васильевич.

— Можно начать с малого, — предложила Дуня.

— Это как?

— Ввести награды для всех. Воинам за отвагу, боярам за проявленный ум, дьякам за порядок в делах, купцам за радение об обществе, розмыслам за полезные изобретения…

— Крестьянам не за что, — хмыкнул князь.

— Растить хлеб — огромный труд! Мы все зависим от крестьянского труда.

Юрий Васильевич потёр переносицу, чтобы скрыть накатившую грусть. Ему вспомнились слова отца, что их земля щедро полита потом и кровью. Он учил беречь хлебопашцев и раз в лето брал его со старшим братом в поле, чтобы они не только кровью были связаны со своей землей, но и потом. А бабушка и мать смеялись над отцом, говоря, что знати невместно рядиться в простую рубаху и утруждать спину. Им вторили некоторые бояре.

Вспомнив о бабушке, Софье Витовтовне, Юрий перескочил мыслями к словам Евдокии о её родстве с рюриковичами.

— Зачем ты солгала, что в тебе кровь моих предков?

— Нисколечко не солгала! Я тебе более скажу, что во мне, как и в тебе, есть ещё кровь гедеминовичей.

— Врёшь!

— Княже, я всегда говорю только правду, — обиделась она. — Но ты, видно, забыл, что речь идёт о незаконнорождённой ветви. Уж прости, но гуляли наши предки не в пример нам.

Юрий Васильевич долго не возобновлял беседу, а потом хмыкнул и посмотрев на боярышню, молвил:

— А я верю, что в тебе княжеская кровь.

— Ой, княже, да во мне и капелька от базилевсов есть! — похвасталась она, небрежно отмахиваясь ладошкой.

Юрий успел заметить аккуратно подстриженные и округленные ноготки, тонкие пальчики боярышни. Он чуть было не поймал её руку, чтобы рассмотреть поближе, потрогать… и как нарочно ему вспомнилось, как Евдокия заглядывала ему в глаза, когда упала во дворе, а он её поднимал. Её тревожащийся за него, внимательный взгляд ещё тогда запал ему в душу. Он тогда подумал, что она такая юная, а взгляд её совсем не наивный. Князь резко отвернулся от Евдокии и сердито воскликнул:

— Ну, уж это точно лжа! Откуда тебе знать?

Она с удивлением посмотрела на ни с того ни с сего озлившегося Юрия Васильевича, с лекарским интересом отметила, что он дёрнул ворот, словно бы ему стало жарко и продолжила, как ни в чём не бывало:

— Мне мама рассказала о связи с базилевсами, а я своим деткам расскажу. Лжа или нет, но интересно же! — обаятельно улыбаясь, пояснила она и князь позабыл, что только что сердился.

— Так, кто это там скачет? — буркнул он, вглядываясь вдаль. — Держись позади меня. Эй, как тебя… Пахом? Последи за боярышней.

Дуня пригляделась в снежную завесь и обрадованно воскликнула:

— Это всадники и сани! Наверное, мой дед!

— Ну, вот и хорошо. Сдам тебя ему.

— А…— только сейчас Евдокия сообразила, что не успела спросить про утренний моцион князя.

И как спросить? Не скажешь же ему в лоб, что он по утрам дурак дураком и она подозревает, что его травят.

Тут надо деликатно, чтобы не поднялся переполох. А с князем как на вулкане. И уж точно не вдогонку спрашивать. Она смотрела, как Юрий Васильевич перекинулся парой слов с подъехавшим дедом и пришпорил коня. Аудиенцию можно было считать завершённой.

Евдокия мечтательно посмотрела на небо, впитывая красоту медленно опускающихся снежных хлопьев, но Пахом подозрительно заспешил к своему боярину-батюшке и ей пришлось обогнать его, чтобы первой поведать об итогах встречи :  всё же нервы деда надо поберечь …

— Деда-а-а! — закричала она, когда поняла, что ушлый Пахом