не возвращаться же. Девчонка тоже не вызывала симпатии. Конечно, во многом виновато воспитание, но не приведи господи дать ей в руки власть.

Дуня торопилась, надеясь догнать князя и как бы ненароком высказать давно вызревающие важные мысли, а ещё расспросить его о житье-бытье, особенно по утрам. Она галопом пронеслась мимо бледного хозяина двора, выскочила во двор и мимоходом отметив поваливший валом снег с приготовленной к его уборке лопатой, поискала глазами дедова холопа и не найдя, крикнула:

— Пахом!

— Тут я, боярышня, — отозвался воин.

— Где тут? — завертела она головой. — Нам ехать… — она не договорила, увидев князя, выводящего из конюшни своего коня и спешащего за ним Пахома.

— Ой, княже! — встрепенулась Евдокия. — Тут такое дело, ты погоди…

— Что ещё?! — гневно сверкая глазами и излучая сердитость, он вскочил на коня. Животинка даже возмущенно глаз скосила, чтобы посмотреть, чего это на неё так зверски взгромоздились, как на не родную.

Евдокия сделала шаг назад, понимая, что у князя полным ходом пошёл откат в настроении, а недавний разговор подлил масла в огонь. И ей бы промолчать, но когда ещё выдастся возможность перекинуться с ним словечком!

— Подожди меня, княже, — попросила она без всякой надежды, ожидая, что он проигнорирует её и ускачет.

Но Юрий Васильевич ожёг её гневным взглядом, тяжело задышал, раздувая тонкие ноздри, сжал в руках плётку, и Дуня попятилась. Она испугалась, но как с ней всегда бывало, когда ей становилось страшно, её захлестнули эмоции, и ничего не соображая, она обиженно закричала:

— Думаешь, мне больше всех надо? Думаешь я для себя стараюсь?

— А для кого? Для меня? — вызверился он, подмечая, как помогший ему в конюшне воин подошёл к боярышне и прикрыл собою, как будто перед ним не человек, не князь, а дикий зверь.

Этот поступок сильно задел князя. Юрий хотел выплюнуть в лицо наглого воя, что не обидел за свою жизнь ни одну жёнку или дитя, но его накрыл туман бешенства и жажда всех рубить… Князь потерял себя в этих чувствах и бешено зарычал.

И тут в лицо ему прилетел ком снега, а потом ещё… и ещё.

— Что?! — взревел он — и следующая порция снега прилетела ему прямо в рот!

— Хватит, боярышня, бежим, — слышал он уговоры, но безголовая девка буквально засыпала его снегом. — Евдокия Вячеславна, да что на тебя нашло, — доносилось до князя нытьё всё того же человека.

— Бешенством заразилась! — рявкнула она — и следующая порция снега досталась княжьему коню.

Князь только-только проморгался, как пришлось удерживать скакуна, а ненормальная подхватила лопатой новую порцию снега и прицелилась в него.

Он грозно взглянул на неё, но эта поганка без сомнений размахнулась и кинула. На его счастье, не добросила. У князя в голове злорадно мелькнуло, что спятившая боярышня выдохлась.

Он направил на неё коня, намереваясь напугать, но болезная резко замахнулась лопатой, случайно сбивая шапку со стаявшего рядом с ней воина, и бормоча под нос что-то ругательное, вонзила полотно в снег, наклоняя черенок в сторону коня.

Её маневр вызвал у Юрия смех, но тут чело боярышни осенила догадка и она, зарычав не хуже него, выдернула лопату из снега, перевернула её и сунула под морду скакуна не черенок, а полотно.

Юрий Васильевич придержал Буяна, от греха подальше, но неугомонная Евина дочь до чего-то додумалась и пообещав, что «Щас всё будет!» подняла лопату вверх, пытаясь её раскрутить над собой.

Тут уж верный друг и товарищ, боевой конь не выдержал и встал на дыбы. Князь еле удержался и не видел, как боярышню оттащил за шкирку её холоп.

— Бешеная! — ругался Юрий Васильевич, сжав бедрами бока коня. — Кобыла необъезженная! — ворчал, крутясь на месте и успокаивая Буяна. — Вот ведь достанется кому-то эта волчишка… — предвкушая чужие мучения и отплевываясь от таявшего на лице снега, усмехнулся. А тут ещё он увидел, как старый воин прямо в лицо боярышни сыпанул снега, чтобы она прекратила воевать и угомонилась. Князь почувствовал себя отомщённым и с удовольствием наблюдал, как недавняя умница и отчаянная воительница отфыркивалась, пытаясь одновременно ругаться и чиститься.

— Пахом, ты вообще за кого? — наконец сформулировала она своё возмущение, требовательно тыча в воина.

— Драться нехорошо, — наставлял он её, косясь на князя.

— Я не дралась, я защищалась! Ты же видел, как он на меня!..Скажи, видел? И где ты был, когда я тут одна?

— Евдокия Вячеславна, не дури, князь на тя смотрит, — развернул он её и встал рядом.

Дуня посмотрела на Юрия Васильевича и почувствовав, что угрозы больше нет, позволила себе обиженно заморгать и нахмуриться, но князя это рассмешило. Он так заразительно рассмеялся, что ей тоже стало смешно. Они хохотали, выплескивая свои эмоции и тыча в друг друга пальцами.

— Ну и чего ты хотела мне поведать? — вполне доброжелательно спросил он, чувствуя, что недавняя злобная муть перегорела в нём, растаяла вместе с попавшим в лицо снегом.

— Пахом, коня мне! — гордо велела Евдокия, а сама подошла поближе и начала говорить: — Княже, давай закроем тему твой дочери.

Он недовольно засопел, исподлобья наблюдая за ней.

— Понимаю, неприятно, — сочувствующе поддержала она его, — но знаешь, дети тоже родителей не выбирают, а среди них бывают ещё те засранцы… ой, я не про тебя,княже… — спохватилась Дуня. — Ты отличный родитель!

— Да?

— Ну конечно! — искренне воскликнула она, и чтобы он не сомневался сразу привела пример: — Вот меня воспитывают и воспитывают, покоя нет от этих воспитателей, а ты раз в сто лет в обед примчался… Ой, что-то не то я говорю, а все потому, что ты смотришь на меня так грозно, вот и…

— Боярышня, залезай, — встрял Пахом, — давай подсоблю.

Дуня, красуясь, ловко воспользовалась сложенными в ступеньку руками воина и сразу поняла, что поторопилась и не ту ногу подняла, чтобы сесть. В результате, чтобы не упасть, ей пришлось садиться так, как уж пришлось… задом-наперёд.

— Ничо, бывает, — успокоил её Пахом, помогая слезть и сесть по-новой. Князь тактично промолчал. Все же боярышни не ездили верхом на лошадях, разве что недавно Лыко-Оболенская всех удивила.

Юрий Васильевич взял под уздцы Дуниного мерина и задал темп.

— Ну, так что об Александре? — напомнил он.

— Для