– А ты?

– В смысле? – встрепенувшись, переспросил Сторожев и повернулся к Вике. – Что ты имеешь в виду?

– Что ты будешь делать с ребенком? – не отступала она.

– Не знаю, – честно, с болью признался мужчина. – Не знаю. Прости, Вика. Я не готов ответить тебе на этот вопрос. Мне надо подумать.

Вздохнув, женщина взволнованно сжала губы. Стемнело. В комнате повисла звенящая тишина. Не шевелясь, Александр задумчиво стоял у окна. Сидя в кресле, Виктория смотрела в далекое прошлое. Наверное, сейчас им было тяжело, как никогда. Кому больше, в этот момент сказать было сложно – сердце каждого разрывалось от нестерпимой, обжигающей боли.

– Саша, мне надо побыть одной. Я хочу прогуляться, – твердо сказала Виктория и встала.

– Уже темно. Может, мы пойдем вместе? – робко предложил Сторожев.

– Нет, – отрезала женщина и вышла из комнаты.

Хлопнув, закрылась входная дверь.

Опустив голову, Александр торопливо поднялся на третий этаж роддома и оглянулся. Его дыхание было прерывистым и тяжелым. Лицо покраснело. Темные, с редкой проседью волосы были немного взъерошены и прилипли к мокрому лбу. Взгляд казался сосредоточенным и неподвижным. Было заметно, что он волновался.

– Пожалуйста, наденьте бахилы! – вежливо попросила дежурная медсестра. – Даже несмотря на разрешение Татьяны Романовны, мы обязаны соблюдать правила!

– Конечно, конечно! – кивнув, пробормотал Сторожев и, наклонившись, суетливо натянул бахилы на ноги.

Выпрямившись, Александр старательно оправил полы узкого больничного халата, выданного ему в раздевалке, и сосредоточился. Дрожащими руками мужчина попытался втиснуть пуговицы в узкие маленькие дырочки, но руки его не слушались. С трудом застегнув две пуговицы, Александр виновато посмотрел на медсестру и вымученно улыбнулся.

– Идемте за мной! – вздохнув, велела она ему и, отворив дверь, повела по коридору.

Затаив дыхание, Сторожев шел следом. После разговора с женой прошло больше двух часов. Виктории дома еще не было. На телефонные звонки она не отвечала. Все это время Александр отчаянно думал. О себе, о Виктории, о Любушке, о малыше. Мужчина понимал: во всем, что произошло, виноват только он. Он один. Переводить стрелки на кого-то другого было неправильно. Да и нечестно. Расслабившись, он получил по заслугам. Но в чем виноват ребенок? Что совершил этот маленький человечек, которого произвели на свет? Он же сюда, в этот мир, не просился! И что теперь его ждет? Вдруг Сторожев остро, до страшной, мучительной боли захотел увидеть эту ни в чем не повинную кроху. Своего сына. Несмотря на позднее время, он все-таки перезвонил заведующей отделением и уже через полчаса был возле городского роддома.

А теперь, теперь до встречи с сыном оставалось всего несколько метров.

– Пожалуйста, Александр Владимирович, проходите! – широко распахнув дверь, воскликнула медсестра и пропустила его вперед. – Ваш мальчик находится здесь! Я подожду вас в коридоре.

Сделав шаг, Сторожев неожиданно остановился и округлил глаза.

Прижимая к груди младенца, напротив него стояла Виктория. Его Виктория. Склонившись над очаровательным розовощеким малышом с темными непослушными завитками и длинными, загнутыми кверху ресницами, она задумчиво улыбалась. В ее теплых, лучистых глазах горел безудержный свет счастья. Рыжие пышные волосы женщины были аккуратно собраны в пучок на затылке. Удлинившись, ее лицо стало еще более утонченным. Вздрогнув, уголки губ слегка приподнялись и расплылись в легкой, едва заметной улыбке. Такой прекрасной Виктория еще никогда не была. Она была подобна Мадонне Да Винчи. Мадонне с младенцем.

– Ты?! – наконец обретя дар речи, ошеломленно спросил Александр. – Я… я не ожидал тебя здесь увидеть.

– А я приехала познакомиться с Егором, с нашим Егором! – умиленно глядя на малыша, ответила Виктория и медленно, с трудом оторвав взгляд от мальчика, подняла на Сторожева огромные изумрудные глаза.

– С Егором?! – переспросил Александр и стыдливо отвернулся. На его удивленных глазах блеснули скупые мужские слезы. Вытерев ладонью щеки, он набрал полную грудь воздуха и медленно, с упоением произнес: – Если на земле и есть ангел, то имя его – Виктория. Спасибо тебе за все! Я этого никогда не забуду!

– Вика, Викуся! – услышала она издалека голос мужа. – Вика!

– Ой! А я что, уснула?! – открыв глаза, ответила женщина и торопливо перевела взгляд на Егора, а затем посмотрела на часы. – Ого! Наш бурундучок спит уже три часа! Заснул только в четыре. А я сначала немного убралась, а потом прилегла вместе с ним. Думала, на пять минут, и заснула. Я сейчас встану!

– Ничего, ничего, милая, отдыхай! Ты всю ночь не спала, – склонившись над ней, ласково вполголоса произнес Сторожев и погладил Викторию по голове. – Любочку я забрал. Она в своей комнате, переодевается. В школе у нее все хорошо. Учительница ее очень хвалила. Одно плохо – после обеда Люба начала кашлять. Правда, ни насморка, ни температуры у нее нет.

– Да ты что! Надо ей раствор для полоскания сделать, – встрепенулась женщина и, отбросив одеяло, встала с кровати. – На улице, наверное, холодно?

Томно потянувшись, Виктория подхватила со стула тонкую розовую кофту и темно-сиреневый спортивный костюм. Вздрогнув от холода, женщина начала торопливо одеваться.

– Да, холодно. И самое неприятное – очень сыро. Высокая влажность и ветер, – с грустью заметил Александр и добавил: – Что поделаешь – скоро февраль.

Поднявшись, мужчина осторожно, на цыпочках подошел к кроватке, в которой лежал Егор. Умиленно улыбнувшись, Сторожев задумчиво склонился над сыном. Разбросав ручки, мальчик крепко спал. Рядом лежала его любимая обезьянка Микки и погремушка-кролик. Смотреть на Егора, как и на Любушку, Александр готов был до бесконечности. Он очень любил своих детей. Любушка все больше и больше становилась похожей на маму, Егор – на него. Мальчик был точной копией Александра, только значительно уменьшенной. На нежном, мягко очерченном лице горели огромные, карие, как и у Александра, глаза. Обрамленные густыми темными ресницами, они смотрели на мир с изумлением. Мальчик был не по возрасту любознательным и разговорчивым. Первое слово – «мама» – он произнес ровно в девять месяцев. К десяти месяцам Егорка заметно поправился. Аппетит у него был отменный. В отличие от многих детей, он любил даже манную кашу! Коротко подстриженный, с резко очерченными темными бровками, круглыми розовыми щечками и несколькими зубами, он действительно был очень похож на бурундучка. Если мальчик улыбался, в ответ ему улыбались все. Наверное, даже тучи! Глядя на него, просто невозможно было сдержать восторг.

– Что с нашим зубчиком? – шепотом поинтересовался Сторожев.

– Прорезался! – радостно сообщила Виктория, натягивая тапки. – Шестой! Теперь у него четыре зуба сверху и два снизу! Знаешь, он так, бедняга, намучился с этим последним зубом. Теперь наш Егор Александрович отсыпается!